Рокти мы нагнали не скоро. Да и не нагнали бы, наверное, если бы она не поджидала нас на лесной опушке. Густой кустарник подлеска резко обрывался в степь, косо освещённую перевалившим зенит солнцем. Редко разбросанные рощицы в пару десятков берёз да густые заросли тёрна виднелись поблизости. Дальше, почти у самого горизонта, угадывались возделанные поля. Я понял, что к вечеру мы действительно приедем в Торжок.
— Иола охотится. — Рокти заговорила, лишь когда мы подъехали к ней. Она зорко вглядывалась в чащу леса. — Дальше нам не по пути, но Иола захотела показать тебе охоту, Никита. — Я понял вдруг, что мне приятно снова услышать, как Рокти обращается ко мне по имени. — Она загонит для нас зайца… или лисицу. Она подаст голос, как только поднимет зверя…
Будто в ответ на последние слова раздался долгий, протяжный вой, в котором мне почудилось имя охотницы:
— И-и-и-о-о-о-ла-а-а-а-у-у-у!
Вой, казалось, шёл отовсюду, но Рокти уверенно направила лошадь влево.
— Скорей!
Мы перешли на рысь, серыми тенями двигались вдоль кромки леса. Высокая трава задевала стремя с одной стороны, ветки, росшие здесь особенно низко, били по ногам с другой. Вой приближался и нарастал, и теперь даже я мог проследить его. Конь подо мной двигался ровно и мягко, я чувствовал, как перекатываются работающие мышцы и иногда по крупу проходит дрожь.
— А-хр-р-р! — захрипело вдруг рядом, и откуда-то сбоку, напролом, ломая кусты, кинулась наперерез волчица, гоня впереди длинную рыжую тень.
Рокти была уже здесь. Гикнув, она вдруг ожгла моего коня плетью, и тот рванулся вперёд, в степь. Я пронёсся галопом с десяток метров, прежде чем кубарем слетел с седла. Падая, успел увидеть, как несущаяся рядом волчица вытянулась, подалась вперёд, прыгнула длинно и, сбив рыжую с ног, покатилась, подминая под себя добычу. Лёжа на спине, я замер, не смея перевести дыхание. Сердце молотом бухало в рёбра. С большим трудом мне удалось перевалиться на живот, сесть не получилось, и я стал на четвереньки.
Напротив, глаза в глаза, держа лисицу за уши и прижимая к земле всем весом, лежала Иола. Она дышала тяжело — её пасть была полна шерсти, — пыталась перехватить лисицу за загривок и глядела на меня исподлобья. Рыжая вертела головой, вырываясь, и шипела, скаля мелкие, острые зубы.
Где-то за спиной я услышал голос Рокти.
— Ну! Прими же её, Никита! Прими!
Рядом, пригвоздив к земле примятые мной стебли, упал нож. Волчица поднялась, став вдруг выше меня ростом. Она всё ещё держала лисицу за уши, лапой чуть прижала буроватое туловище, пушистый рыжий хвост метался из стороны в сторону. Янтарные глаза светились яростью.
— Прими! — дохнуло над ухом, и я взялся за деревянную рукоять. Другой рукой попытался придержать лисицу и даже сквозь кожу перчатки почуял крупную дрожь, бившую зверя, ощутил, как поднимается от ладони, передаётся дикий, животный страх. Я запаниковал, остриё засапожного ножа само ткнулось под лапу. Почувствовав сопротивление, я замер, но, увидев полные агонии глаза лисицы, разом, одним плавным нажатием довершил начатое.
— Хорошо! — Рокти опустила руку на плечо, и я вздрогнул.
Волчица убрала лапу с трупика. Ясень присел рядом, вытащил свой нож, собираясь снять шкуру.
Меня замутило; пошатываясь, я поднялся, наконец, на ноги. Бёдра горели, упав, я ободрал локти, удивительно, что не сломал шею. Джинсы были сплошь покрыты зелёными разводами. Стряхнув стебельки травы, я принялся выбирать из ткани репей.
— Что это было, Рокти? К чему? Проще было убить меня сразу, ещё у ручья. — Я не на шутку разозлился и едва держал себя в руках. Лишь страх закатить форменную истерику удерживал меня от крика.
— При чём тут я? — Удивление Рокти было неподдельным. — Это Иола. Она хотела посмотреть на тебя в деле.
Я замер. Оглянулся на волчицу. Та занялась уже освежёванной тушкой. Похрустывали разгрызаемые косточки. Волчица расправилась с лисицей в три приёма. Я отвёл взгляд. Ясень, не оборачиваясь, протянул мне флягу. Я принял её с благодарностью. Совсем не мешало промочить горло — совсем не мешало хорошенько поесть и с неделю выспаться.
Оглушённый, я успел сделать глоток, прежде чем понял, что за дух ударил мне в ноздри, закашлялся и едва подавил рвотный позыв. Фляга была полна ещё тёплой лисьей крови. Я спешно отёр губы, ладонь и рукав куртки измазались в густое и липкое. Меня замутило, но злость не позволила сблевать прямо на траву. Я выпрямился, глядя прямо перед собой, пошёл прочь — от палящего солнца, под своды леса. Едва не задев Рокти плечом, ткнул флягу ей в руки.
Я не успел сделать и шага, как за спиной раздалось низкое, утробное рычание и стокилограммовая туша повалила меня на землю, придавив. Дыхание разом перехватило, я больно ударился рёбрами, прокусил губу. Сзади схватили за куртку и принялись мотать из стороны в сторону, возить лицом по траве.
Я видел капли крови, разлетающиеся от моего лица. Пытаясь проследить полёт хотя бы одной, отрешённо подумал, что волчица взбесилась и сейчас разорвёт мне глотку. В следующий момент мне удалось перекатиться чуть на бок, подтянуть колени к груди и рывком сбросить с себя тушу. Я развернулся, готовый по локоть сунуть руку в пасть волчицы — придушить тварь.
Мой сжатый кулак пришёлся Ясеню прямо в кадык.
Минуту он глядел на меня недоумевающе своими полупрозрачными голубыми глазами. Потом захрипел. Раз. Другой. На третий он выплюнул комковатый сгусток. Потом глаза его стали белыми. Он встал, едва разогнув колени. Чуть покачиваясь, направился к Серому. Через шаг хрипел, пытаясь сказать что-то, но каждый раз дело оканчивалось очередным багряно-красным плевком в траву. Тогда он просто всплёскивал своими по-обезьяньи длинными руками. Рокти, побледнев, замерла в несвойственной ей нерешительности, полуопущенная рука безвольно сжимала флягу. Волчица стояла так тихо, что её можно было бы не заметить.
Подойдя к лошади, Ясень расчехлил арбалет.
— Стой! — Неподдельный испуг в голосе Рокти не на шутку напугал и меня. Глядя, как спокойно и деловито Ясень рычагом натягивает тетиву, кладёт болт в ложе, я осознал вдруг, что вот тут-то всё и может закончиться. Чем выше поднимался арбалет, тем чётче я видел тяжёлый стальной наконечник.
— Ясень! — В её голосе было что-то, что даже меня заставило оторвать взгляд от оценивающего расстояние прищура. Мы с Ясенем посмотрели на Рокти одновременно.
Оказавшись в центре внимания, она зажмурилась и стремительно, будто боялась, что ей могут помешать, отхлебнула из фляги. Надо отдать ей должное, она сделала глоток не поморщившись. А вот мне опять стало нехорошо. Уронив флягу на землю, она вытерла губы рукавом и обернулась к Ясеню.
— Вот и всё. Я никогда не стану твоей женой, Ясень. — Рокти медленно опустилась на траву, устало потёрла лицо ладонями. — Давно надо было сказать тебе это. Ты был мне хорошим другом, Ясень. Ты был лучшим моим другом, пока не вообразил, что когда-нибудь мы будем жить в ветвях одного дома.
Это был самый долгий и горестный вздох, что я слышал в своей жизни. Ясень обернулся, плечи его поникли, руки автоматически разряжали взведённый арбалет. Мягкие жёлтые волосы потемнели и налипли редкими прядями на взмокший, блестящий бисеринками пота лоб. Бледно-голубые глаза были пусты и полностью прозрачны.
— Со-а. — Я невольно дёрнулся, когда Ясень обратился ко мне. Минуту мы стояли, глядя друг на друга, и я не решался переспросить. — Со-лгал, — произнёс он уже чётче, и я понял, что речь идёт о страннике.
Не дожидаясь ответа, Ясень кое-как запихнул арбалет обратно в перемётную суму, сунул ногу в стремя и тяжело перевалился в седло. Руки в перчатках ещё некоторое время перебирали повод. Ясень смотрел на Рокти, но не нашёл, что сказать. Да и не смог бы, наверное, даже если бы и захотел. Я почувствовал вдруг свою вину и другую, смутную и не вполне ещё осознанную тревогу. Ясень чуть сдавил коленями бока Серого, посылая его вперёд. Направляясь под своды леса, Серый прошёл, едва не задев Рокти, и я увидел вдруг в её глазах страх.
Она не поднялась, не обернулась проводить взглядом своего старого друга, друга детства. Она заплакала. Сначала слышалось только сдавленное сопение, а когда стих треск веток под копытами Серого, сопение перешло в тихие, ровные всхлипы.