Все, что я хочу знать, — откуда исходили услышанный мной голос и видение русалки, изнутри или извне? Мне не удавалось отыскать ответ на этот вопрос в моем сознании, и потому вечером — в самое тяжелое для меня время — я решил вернуться в бухту у Цветочного острова и осмотреть там все еще раз.
Вечер когда-то был моим любимым временем дня, особенно летом. Люди, приходившие на пляж рядом с нашим домом, отправлялись домой, ветер становился мягче, а поверхность воды покрывалась серебристой дымкой.
Нам с мамой нравилось смотреть на море в это время суток. Мы даже звонили папе, который оставался в городе из-за работы, и дразнили его, рассказывая, как нам весело. Папа приезжал к нам летом лишь иногда на выходные. В прошлом году в один из таких нечастых выходных я потерял отца и мать. Вечером, около шести, они отправились в гости к нашим друзьям из соседней деревушки, и где-то в половине седьмого произошла авария.
Тем вечером меня тоже пригласили на ужин, но я отказался, потому что хотел пойти порыбачить. После того как я опознал тела моих родителей, меня начали мучить вопросы: что бы случилось, если бы я поехал с ними? Если бы из дома вышли три человека, а не два, то сыграли бы эти несколько секунд свою решающую роль? Хватило бы этих нескольких секунд для предотвращения столкновения с грузовиком, ехавшим не по своей полосе? Если мы куда-то выезжали с родителями, я всегда сидел за рулем. Если бы я отправился с ними, это бы что-то изменило?
Я истязал себя этими вопросами в течение нескольких месяцев, но вместо того чтобы найти на них ответ, я заставил себя поверить в судьбу. Я решил, что моим родителям суждено было попасть в аварию, и если бы я пошел с ними на этот проклятый ужин, ничего бы не изменилось.
Вероятно, я мог бы долго утешаться подобными рассуждениями. Я мог бы думать, что от судьбы не уйдешь и всем когда-то суждено умереть, а значит, моей вины в случившемся нет, ведь я не мог предвидеть эту аварию. Но теперь мне это надоело. Меня от этого тошнит. Меня тошнит от моих мыслей.
И дело не только в аварии. Я устал думать о смысле — вернее, о бессмысленности — моей жизни и жизни вообще. Люди часто совершают самоубийства из-за того, что чувствуют отчаяние, правда? Но у меня все по-другому. Меня толкает на этот шаг сама бессмысленность.
Поэтому мое самоубийство — это не эмоциональный шаг, а сознательный, рассчитанный и продуманный поступок. Рациональный суицид.
Иногда мои глаза по-прежнему привлекает красота мира, и, пусть на мгновение, я поддаюсь ощущению того, что эта красота вечна. Мне кажется, что на мои чувства наложены чары, заставляющие меня забыть о том, что все конечно, то есть бессмысленно.
Но сейчас я думаю, что уже стал достаточно разумным для того, чтобы больше не обманываться этой иллюзией.
Омер. Ребенок
2
В первый и последний раз я встретил Краснорукую Старушку однажды вечером, когда я вновь попытался сыграть в эту скучную Королевскую Игру. Старушка сидела на автобусной остановке. При других обстоятельствах я бы ее даже и не заметил, но, проходя мимо, я с ужасом увидел, что у нее ярко-красные руки. Красные и мокрые! Кровь? Старушка либо была ранена, либо кого-то убила!
Я не видел ее лица, потому что она сидела ко мне спиной. Набравшись храбрости, я подошел к этой раненой-или-кого-то-убившей старушке. Подняв голову, она внимательно на меня посмотрела. Может быть, она и меня захочет убить?
К счастью, оказалось, что мне ничто не угрожает. Старушка показала мне кроваво-красный гранат у нее на коленях.
— Гранат един, он только один[1]! — сказала она.
— Простите, я подумал, что вы…
— Гранат един, он только один!
— Да, я вижу, что он только один. Не волнуйтесь, госпожа, мне не нужен гранат. В любом случае, я не голоден.
Она улыбнулась, будто я не понял ее слов, а затем спросила:
— Один на рынке, тысяча дома. Что это?
Я знал ответ на эту загадку, но, не желая разочаровывать старушку, неуверенно протянул:
— Гранат?
Она вновь улыбнулась.
— Ну что ж, тогда иди сюда и садись. Давай съедим гранат вместе.
Должен сказать, что, увидев сочный ярко-красный гранат, я почувствовал, как мой рот наполняется слюной. Я уселся рядом со старушкой, и мы начали есть гранат. Воцарилась тишина.
Я удивился, что старушка не спрашивает, как меня зовут, где я живу, кто мои родители, в каком я классе, какой мой любимый урок, не задает все те скучные вопросы, которыми незнакомцы любят терзать детей. Немного помолчав, старушка задала совсем другой вопрос:
1
Автор строит свое повествование в рамках философии неоплатонизма и, соответственно, использует центральное понятие неоплатонизма — Единое. (