— Что я с ним сделаю!.. — также тихо произнес Марк, качая головой. — Я отчетливо представляю, что я с ним сделаю.
— Ты о чем?
— Да все о своем, о девичьем. Поехали в отель, — поторопил Марковцев партнера, поймав краем глаза уходящий за горизонт рубиновый диск солнца.
— Пора выходить на связь с твоими мужиками.
59
В «Богосской вершине» их ждали свежие новости. Часть пришла по факсу на имя начальника службы охраны филиала «Мегаполиса» и затем передана по гостиничному телефону. Во-первых, стоило отметить места жительства Лече Дугушева, коих набралось немало. Чеченец имел две трехкомнатные квартиры в центре Москвы, одну в Южном Измайлове и дом в Ближних Прудищах, за Московской кольцевой дорогой. Дугушев вряд ли вернулся в Москву. Возможно, определятся на этот счет они завтра. Так что Марка и Овчинникова ждала еще одна беспокойная ночь в отеле: сниматься с якоря, словами Андрея, не имело смысла. Отвечая на нетерпеливый взгляд партнера, он высказался согласно ситуации, не предполагая, что слова его окажутся пророческими: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе».
Вся информация поступила без участия главного источника информации, Кати Скворцовой, а силами охранной структуры Овчинникова, сработавшей на «отлично». Собственно, они «пробивали» клиента по оперативным каналам ГУВД и МВД.
Андрей недвусмысленным вопросом возвратил Сергея к разговору о Кате:
— Чем, интересно, сейчас занимается офицер ФСБ?
— Ты о ком? — прикинулся Марк болваном.
— О Кате. Вы вроде поссорились.
— А я предупреждал, что однажды исчезну с ее горизонта.
— Глаза у нее красивые, — многозначительно выпятив нижнюю губу, часто покивал Овчинников.
— Ну и?.. — Марковцев скосил глаза на приятеля. — Красивые, а дальше? Как синие облака, как море, как утренняя дымка? Ей нужно то, отчего бегу я. Ей хочется видеть меня с зассанным ребенком на руках: «Ой ты мой золотой! Ой батюшки!» Она добивается диагноза: жена Сергея Марковцева.
Овчинников рассмеялся.
— Интересно, почему меня не тянет посмеяться над тобой?
— Что, есть повод? — поинтересовался Андрей. Приятели приводили себя в порядок после перенасыщенного событиями дня: сидели в сауне отеля и потягивали немецкое пиво. Прядь волос, которой Овчинников прикрывал поредевшую макушку, сейчас мокрой мочалкой падала на ухо. Сбоку такая молодежная прическа выглядела модной, зато когда он поворачивал голову, менялось все — прическа, его лицо, одна половина которого, казалось, улыбалась, тогда как другая пугала какой-то безжизненностью. Ему бы искусственный глаз на плешивую сторону, рассеянно подумал Сергей.
— Недавно я в буквальном смысле слова отдохнул в квартире путаны, — продолжил Марк, обращаясь к «нормальной» стороне Андрея. — И понял: мне не нужна жена, подруга, мне нужна гейша. Приветливый взгляд, заботливые руки. Чтобы представала она пред моими очами только тогда, когда я захочу. Я не хочу любить, потому что начну ревновать.
— Ревность развлекает, — заметил Андрей.
— Меня развлекает автомат Калашникова. И давай закроем эту тему.
Но тут же вернулся к ней снова:
— Она сама сказала: мол, не хочет помогать, потому что у нее есть дела поважнее. А ведь в тот раз я ее не просил о помощи. Вот сейчас спроси ее, на чьей она стороне, — Катя ответит: «Еще не решила». Почувствуй разницу в вопросах и ответах, Андрей, и ты все поймешь.
Так или иначе они старались избегать основной темы, касающейся Султана Амирова. Ведь важно уметь расслабиться не только телесно.
И в Марке, и в Андрее сидело сейчас по два человека. Приметив в приятеле такое раздвоение визуально, Сергей точно знал о таком же разделении его чувств, эмоций. Может, Андрей остыл, но и без прежнего воодушевления он все же продолжит работу. Удовлетворение придет позже, причем не диким восторгом, а скорее проявится усталым взглядом, легкой улыбкой; придет опустошенность — этого не избежать. Ведь шоколад сам по себе горький.
Бывший капитан «Гранита» возлагал какие-то свои надежды на поездку в Дагестан, как баталист, рисовал перед собой пусть не скорые, но решительные картины боевых действий. А может, ничего такого и не было; повседневная рутина перемолола все — воспоминания, действительность, мечты. Винегрет. Его едят ложкой, не выбирая. Вот и хапнул порцию Андрюха, закусил, напевая — уже монотонно: «Мне все снятся военной поры пустыри». И не ему ли знать, что настоящие победы выстраданные.
— Я тоже устал, Андрей, — поделился своими мыслями Марковцев. — Действительно все обрыдло, нет азарта. Какие-то холодные мы стали. Таких, как мы, не разогреешь; обжечь можно. Вскрикнул, вскочил, подул и забыл.