— Не только Изольде, но и тебе, Мария, стоит подумать о театральном институте.
Изольда снова резанула меня взглядом, как тогда на танцплощадке. Я, похоже, опять становилась у нее на пути. Похвала мне льстила. А о том, что Изольда может быть по отношению ко мне несправедливой или и того хуже, я даже мысли не допускала.
Все шло своим чередом и не предвещало никаких неожиданностей. Наступила последняя четверть. Стоял апрель. Изольда влюбилась. По-настоящему. И не в какого-то десятиклассника, а во взрослого мужчину, нашего нового учителя. Валерий Иванович преподавал физику. Он пришел из другой школы. Ему было где-то около двадцати пяти. Во всяком случае, он не выглядел старше. Невысокого роста, среднего телосложения, в очках. Лично мне он не казался очень уж привлекательным, хотя у него были правильные черты лица, русые волосы, умные и внимательные глаза и обаятельная улыбка. Наверное, он был скорее приятным, чем неотразимым. Но моя подруга, опьяненная любовью, именно так о нем и говорила: «Не-от-ра-зи-мый!» Не желая расстраивать Изольду, я с легкостью с ней соглашалась.
Валерий Иванович, или просто Валера, как мы называли его между собой, был хорошим учителем. На его уроках мне всегда было интересно. Он умел подать материал, как настоящий виртуоз. Физику он обожал и считал ее главной наукой человечества, наукой с большой буквы. И естественно, он выделял тех учеников, которые разделяли его страсть. Изольда к их числу, к сожалению, не принадлежала. Она сидела на его уроках дуб дубом, но этот дуб пылал любовью. Время шло. Изольда хватала тройки, которые Валера, подчинившись общей моде, ставил вместо двоек дочери космонавта. Но совершенно не замечал ее страсти. Изольда впервые в жизни страдала от неразделенной любви. Она томилась невысказанностью своих чувств, плакала по ночам, худела на глазах. А Валера ничего не видел. Когда я отвечала у доски, в очередной раз предлагая нестандартное решение задачи, его глаза, казалось, светились подлинной любовью. Думаю, если бы он хоть раз посмотрел так на Изольду, она умерла бы от счастья. Но молодой учитель ни разу не удостоил ее таким взглядом, поскольку Изольда не понимала физику. Пытаясь заслужить его одобрение, подруга зубрила наизусть целые параграфы учебника, но по-прежнему ничего не понимала. Слишком много было потеряно за прошлые беззаботные годы. Я стала заниматься вместе с ней, возвращаясь далеко назад, к истокам. Она сначала самоотверженно взялась за учебу, но, поразмыслив, остановилась.
— Нет, это не то, — сказала Изольда. — Понимаешь, он любит отличников, потому что они радуют его на уроках. А мне этого не нужно. Вот Никитин любит же Старицкую, а она учится не лучше меня. Жену любят не за умственные способности.
— Так то жену, — возразила я.
— А я хочу стать его женой! — уверенно заявила Изольда. — И для этого мне не нужна физика. Мне надо, чтобы он обратил на меня внимание как на женщину.
— Изольда! — попыталась образумить я ее. — Ты собралась замуж? А как же Москва? Театр? Ты же сама меня уговаривала поступать вместе с тобой.
— Ради него я готова отказаться от всего! От Москвы, театра, славы! — высокопарно воскликнула подруга, словно все это у нее уже было.
— Ты сошла с ума! — с нарочитой грубостью произнесла я. — Ты же совсем недавно утверждала, что безумная любовь — удел примитивных, недалеких людей. Настоящий человек должен всегда иметь голову на плечах.
— Ах, это было раньше! Каюсь, я была не права. Я просто не знала, что такое любить! Какая это боль! И какое счастье! Вчера я видела, как он разговаривал с тобой в коридоре. В его взгляде было все: и симпатия, и внимание, даже восхищение!
— Как ты можешь! Неужели ты такого низкого мнения обо мне! — Я всплеснула руками. — Ты же знаешь, что Валера говорил со мной о результатах городской олимпиады.
— Знаю, — горько произнесла Изольда, и уголки ее красивых губ опустились. — Он хвалил тебя и благодарил за второе место. Но лицо у него при этом было такое! Ах, и почему я раньше никогда не учила эту распроклятую физику?
— Действительно, почему ты ее не учила? А заодно математику, химию, биологию и прочая-прочая-прочая!
И мы стали смеяться, смеяться, как сумасшедшие, до колик. Вдоволь нахохотавшись и сбросив напряжение, Изольда сказала:
— Тебе не понять меня, потому что ты сама никогда и никого не любила.
— Ошибаешься, — ответила я, решив наконец открыться близкой подруге. — Я давно люблю одного человека…
— Как? И ты ничего не сказала мне, своей лучшей подруге? Я тебе всю душу выворачиваю наизнанку, а ты от меня таишься?