— Успокойтесь, Валерий Иванович, — брезгливо поджав губы, произнесла директриса. — Я понимаю вашу заинтересованность в этом вопросе. Но здесь я директор. И я решаю!
— Я этого так не оставлю! — Валерий был сдержан, но решителен. — Я не поставлю своей подписи под такой оценкой! Я обращусь в гороно. Я заставлю вас проэкзаменовать Марию еще раз, в присутствии более объективной комиссии.
— Валерий Иванович, — вздохнув, произнесла директриса и посмотрела на него с некоторой жалостью. — Вам это надо? А тебе, Донцова?
И тут я впервые поступила так, как поступила бы на моем месте девушка, какой все они меня считали. Я повернулась и сказала бедному физику:
— Валера, сделай так, как она хочет. Подпиши. — И гордо повернувшись, пошла к выходу.
Смешно сказать, но после этого я сама себя зауважала. Кем я была до этого? Тенью Изольды? Ее оруженосцем, наперсницей, приближенной знатной дамы? Девочкой на побегушках, приживалкой, номером два? А тут я впервые почувствовала себя человеком. Личностью.
Я вспомнила, как сразу после этого нелепого недоразумения я хотела поговорить с подругой и объяснить ей все. Но она не пришла на следующий день в школу. Я отправилась к ней домой. Меня встретила тетя Галя и была, как всегда, достаточно приветливой. Но Изольда не захотела со мной говорить и даже не вышла из комнаты. На третий день она наконец появилась в школе. Ее голос донесся до меня из коридора. Она во всеуслышание рассказывала нашим одноклассникам страшную историю про подлую змею, которую она пригрела у себя на груди. Изольда говорила, что я наушничала, докладывая обо всем, что происходило с нашими ребятами, за глаза обливала их грязью и даже ее, лучшую подругу, обсуждала и высмеивала перед учителями. Она не постеснялась признаться, что узнала об этом, когда сидела под партой и подслушивала. Она, видите ли, была вынуждена это сделать, так как заподозрила измену и перестала мне доверять. И убедилась! Она, мол, своими ушами слышала, как я и мой любовник-физик обсуждали всех влюбленных в него девиц. Я услышала возглас Вики Темяновой и негодующий голос Юльки Скворцовой, которые откровенно кокетничали с Валерием. Затем Изольда заявила, что только под моим влиянием учитель мог назвать ее «глупой красоткой». Мальчишки возмущенно зашумели. А Изольда, притворно вздохнув, сказала, что не ее вина в том, что она красива, но называть ее дурой только потому, что ей не нравится физика, она никому не позволит.
После этих ее слов мне уже расхотелось говорить с ней. Я развернулась и пошла домой. А появившись в школе на следующий день, я была готова к тому, что меня ожидало. Никто из одноклассников не подошел ко мне, не поддержал и не ободрил. Популярность Изольды была велика. Все поверили ей безоговорочно. Но при этом одни были враждебно настроены по отношению ко мне, а другие равнодушно обходили стороной. Весть распространялась очень быстро, обрастая новыми подробностями. Валерий ходил как в воду опущенный, боялся подойти ко мне. Только однажды, столкнувшись со мной в пустом коридоре, он приблизился на минуту и прошептал какие-то слова ободрения. Мне стало жаль его. Он чувствовал себя виноватым и не знал, как ему поступить в этой ситуации. Если бы я плакала, просила о помощи, думаю, он тут же женился бы на мне или хотя бы объявил о нашем решении. Но я не плакала и ни о чем не просила. Валерий не мог понять моего отношения к нему и решил выждать. До выпускного вечера оставалось совсем немного. Но слухи множились гораздо быстрее. В результате — злополучный педсовет и безвозвратно утраченная мечта о золотой медали.
Я так ждала выпускного вечера! У меня было красивое белое платье, как у невесты, и такие же туфли. Мама с папой так гордились мной! Они мечтали увидеть меня в этом наряде на сцене, когда мне будут вручать золотую медаль. Я не могла их обидеть и не надеть наряд, на который они несколько месяцев откладывали деньги. Но перед выходом мне пришлось предупредить их, что никакой медали не будет. Они опешили и расстроились. А еще больше расстроились, когда узнали, что я ушла домой сразу после вручения аттестата. Родители не сразу заметили мой уход, а потому остались сидеть в зале и смотреть праздничный концерт.
Я шла по притихшим улицам в своем белом платье. Стоял светлый, звездный вечер, о каком я мечтала. Но в моих мечтах у меня была медаль и любимая подруга, были одноклассники и школа, и со всем этим мне раньше было жаль расставаться. А теперь я уходила, чувствуя невыразимую грусть. Я не плакала, но мне было невероятно тяжело. Я была одна, совсем одна. И некому было меня утешить и успокоить. Я несла свой аттестат, в котором были все пятерки, кроме одной четверки, полученной за мое преждевременное познание жизни.