Они остановились у светофора около Национального музея, когда Джоанна удивилась возникшему направлению разговора.
- Ваш акцент интригует меня, - произнёс Алекс.
Она моргнула.
- Какой акцент?
- Ведь он у вас не нью-йоркский, правда?
- Я вообще не подозревала, что говорю с акцентом.
- Нет, он явно не нью-йоркский. Бостонский?
- Я никогда не была в Бостоне.
- Пожалуй, он и не бостонский. Его трудно уловить. Может быть, какой-то след оставил британский английский. Да, скорее всего.
- Надеюсь, нет, - сказала Джоанна. - Мне не нравятся американцы, выдумывающие какой-то британский акцент после всего лишь нескольких лет жизни в Британии. Он режет мне слух.
- Он не британский, - сказал Алекс. Думая над этой загадкой, он внимательно изучал Джоанну взглядом и, когда машина тронулась, произнёс:
- Я знаю, какой он! Чикагский!
- Вы сами из Чикаго, а я говорю не так, как вы, - возразила Джоанна.
- Да? А я думал, как я, - сказал Алекс. - Ну, извините!
- Не за что. Кроме того, вы можете добавить Чикаго к списку мест, где я никогда не была.
- Вы, наверное, жили где-нибудь в Иллинойсе? - настаивал он.
На мгновение его улыбка показалась Джоанне натянутой.
- Нет, - сказала она, - я никогда не была в Иллинойсе.
Алекс пожал плечами, закончив разговор так же неожиданно, как и начал его:
- Ну, тогда я не прав. - Он указал на здание впереди слева от него:
- Это место выглядит довольно необычно, что это?
Джоанна продолжила обязанности гида, но её не покидало неприятное чувство, что вопросы о её акценте были заданы неспроста: цель разговора несомненно была, но её никак не удавалось ухватить. Она почувствовала, как между её лопатками пробежал холодок, похожий на эхо того холода, что она испытывала каждую ночь.
Глава 9
В замке Нийо они расплатились с такси и продолжили осмотр достопримечательностей пешком. Как только они вышли из такси, красно-чёрная машина с рёвом влилась в уличное движение, а Джоанна и Алекс пошли за тремя другими туристами к огромным, обитым железом, Восточным воротам замка. Джоанна украдкой взглянула на Алекса и увидела, что он был восхищён:
- Вот так я себе и представлял замок! - Но затем он тряхнул головой, как будто проясняя мысли, и добавил:
- Хотя для Японии он выглядит слишком вычурно.
Джоанна облегчённо вздохнула:
- Я так рада это услышать.
- Да что вы?
- Если бы вам понравился замок Нийо слишком сильно, то как бы вы смогли понравиться мне? Я люблю мужчин с хорошим вкусом.
- Вы хотите сказать, что я должен был найти его вычурным? - спросил Алекс.
- Большинство людей, если у них развито чувство прекрасного, находят его таким, если, конечно, они понимают японский стиль.
- Я подумал, что это местный ориентир.
- Да, исторически. Он привлекает туристов более, нежели самих японцев.
Они прошли через основные ворота, а затем через вторые - Карк-Мон, богато украшенные резьбой по дереву. За ними находились широкий двор и сад замка.
Пока они пересекали двор, Джоанна рассказывала:
- Большинство представителей западной цивилизации считают, что древний замок - это нечто массивное и чрезмерное. Обычно они разочаровываются, находя здесь небольшое количество таких огромных и внушительных памятников архитектуры, но им почти всегда нравится замок Нийо. Его пышность в стиле рококо - нечто, о чём они потом рассказывают. К сожалению, Нийо не совсем представляет фундаментальные качества японской жизни и философии.
Джоанна понимала, что она начала нервно бормотать, но ничего не могла поделать. Во время обеда, и особенно позже, в тесноте душного такси, она осознала мощное сексуальное напряжение, возникшее между ними, жаждущий утоления эротический голод. Она и хотела, и не хотела того, что могло бы утолить его... к тому же она испугалась собственно акта, к которому её могли бы принудить. Вот уже шесть месяцев у неё не было любовника, и все это время она жила в ожидании кого-нибудь очень похожего на этого привлекательного мужчину. Джоанна хотела, чтобы Алекс Хантер оказался в её постели, хотела удовольствия, хотела давать и получать ту особенную нежность и животную близость, но не знала, сможет ли она полно насладиться всем этим, а затем избежать болезненного расставания. В основном она была цельной, основательной натурой, нелегко идущей на разрыв. Но с Алексом Джоанна чувствовала, что она будет ходить по краю пропасти. Её последняя связь закончилась печально, и предпоследняя - тоже, также, несомненно, закончится и эта. Её чувство носило характер сильной, необъяснимо разрушительной крайности, необходимости уничтожить всё то хорошее, что возникало между ней и другим мужчиной, необходимости разбить все это вдребезги как раз в тот самый момент, когда все это хорошее переставало быть просто сексуальной игрой и становилось любовью. Всю свою жизнь Джоанна хотела стабильной связи, ища её с тихим отчаянием. Её темперамент не подходил для одинокой жизни; однако, несмотря на это, она отказалась от предложения выйти замуж, хотя и питала глубокую симпатию к этому человеку. Джоанна бежала от желанной близости, когда та была в пределах досягаемости, и всегда по причинам, которых она не могла понять. Каждый раз, когда она почти решалась принять предложение, у неё возникало беспокойство, что её предполагаемый жених проявит больше любопытства, когда станет мужем, чем когда будет просто её любовником. Джоанна беспокоилась, что он слишком глубоко исследует её прошлое и узнает правду. Правду. Беспокойство раздувалось в страх, и этот страх быстро становился истощающим, невыносимым, всепоглощающим. Но почему? Чёрт возьми, почему? В ней не было ничего такого, чтобы скрывать. В этом она была уверена. Джоанна не лгала, когда говорила Алексу, что в её биографии однозначно не хватает важных событий и тайн. Тем не менее она знала, что если у неё будут отношения с ним и если он хочет большего, чем случайной связи, то она будет отвергать его и отдаляться с такой быстротой и внезапностью, что это его ошеломит. А когда он уйдёт и она останется одна, она будет раздавлена этой потерей и возненавидит себя, хотя никогда прежде этого и не испытывала. Страх был нелогичным, но она не могла преодолеть его. Вот по этой-то причине, идя рядом с Алексом через двор замка Нийо, Джоанна говорила без умолку, затянуто, наполняя тишину тривиальной болтовнёй, которая не оставляла места ничему личному.