Я не совсем понимала то, что он говорил. То есть вчера, сегодня, завтра — все это уже где-то существует? Нет, не может быть.
— Из одного времени в другое можно прилететь на космическом корабле. Очень быстром, конечно, но можно, — сказал он. — А можно пройти через пространство между Землей и антиземлей, где пространства как такового нет, и можно выбрать множество из точек во времени.
До меня дошло. Знание словно свалилось на голову, будто кто-то коснулся моего разума и положил его туда, отчего мое дыхание перехватило, а перед взглядом померкло. Все вокруг потеряло краски, показалось, что качнулся пол. Пространство и время едины. Будущее и прошлое существуют одновременно. Тарпакианцы и орлы. Они не инопланетяне. Они — люди из будущего, прошедшие изменение и ставшие другими. Превратившиеся в то, чем являются сейчас.
Боже! Я тоже могу читать мысли того, кто сейчас сидел передо мной! Мы могли общаться мыслеобразами! Иначе я бы этого не поняла.
— Они даже не помнят, кем были когда-то, — подтвердил мой собеседник. — Изменители меняют их, лишая прошлого, превращая в нечто иное. Заставляя развиваться по новому пути, чтоб потом прийти и изменить снова.
— Перепрошивка, — прошептала я.
— Да, это точное слово. То, что сделали с тобой. Сменили облик, тип мышления. Только Изменители перепрошивают вселенную. Этого нельзя допустить. Можно изменить пространство, только здесь, только сейчас, до первого прихода Изменителей. Лишь тогда человек останется человеком.
— Кто вы на самом деле? — непроизвольно вырвалось у меня, и я поняла, что попала в точку.
— Мы — разумный, живой, но все-таки механизм, оставленный кем-то на антиземле, — ответил он. — Мы не знаем, кто наши создатели, возможно, они давно уже погибли или изменились. Но мы знаем наше предназначение — всячески противостоять Изменителям и не дать совершиться изменению. На деле мы являемся водорослями, живущими в океане антивселенной. Но в отличие от любых существ наша душа, наш разум, ментальная часть нас, не привязана к физическому телу. Мы можем существовать в организмах и механизмах как во вселенной, так и в антивселенной. Но мы поняли, что являемся лишь приспособлением. А приспособлению нужен оператор. Каким бы совершенным ни был компьютер — без пользователя он ничто.
— Значит, оболванивание людей на Земле, создание маниан — все это было попыткой противостоять изменению? — я удивленно вгляделась в безликого человека, так и не понимая, какое отношение имеет оболванивание людей к их миссии.
— Да, — ответил он. — Маниане были созданы как наши первые носители во вселенной. К тому же у них была улучшена выживаемость, выработана система предчувствия вариаций будущего. Мы думали победить Изменителей с их помощью, но вероятность пространства-времени, в которой они приходят и изменяют вселенную, все равно осталась существовать почти во всех возможных вероятностях. Маниане объединились с людьми во всех трех вариациях в попытке найти идеальное решение. От тарпакианцев требовалась фоновая математика, их способности к вычислению намного выше, чем у любого компьютера во вселенной. От орлов — их возможность чувствовать электронику и взаимодействовать с ней. На нынешней Земле же мы попробовали использовать высокий интеллектуальный потенциал и инстинкт самосохранения человека, для этого воспользовались законом сохранения разума, наделив способностями к интеллектуальному мышлению некоторых лучших его представителей. Но все это не отменило приход Изменителей, даже не уменьшило его вероятность. А потом мы поняли, скорее увидели, что те, кто нас создал, рассчитывали еще на один винтик в системе. На оператора. Мы попытались просчитать вероятность и поняли, что это человек именно из того времени, где еще возможно все изменить, и что он рано или поздно придет на верхний этаж нашей башни в Риме.
— Но почему именно я? — спросила его. — Почему не кто-либо другой?
— Мы не знаем, — ответил он. — Мы — всего лишь огромное, разумное, но приспособление. Почему те, кто нас создали, не вложили нам эту информацию изначально, почему мы должны были понять это сами, почему оператором должна стать именно ты — мы не имеем ни малейшего представления. Но твои видения о пришествии тьмы, они ведь доставляют тебе душевную боль?
Я кивнула, и перед глазами снова пронеслась всепоглощающая бездна. Она казалась живой, разумной, и она пугала. Пугала страшнее любых ужасов, катастроф, монстров.
— Эти видения показывают, что ты понимаешь всю важность не дать возможности Изменителям совершить свое деяние. Видения провидцев не вызывают эмоций. Они могут построить логическую цепочку и только потом выразить свое эмоциональное состояние. Тебя же видения вгоняют в инстинктивный страх.
— Пророчество, — вырвалось у меня.
— Пророки — это люди, которые способны чувствовать, что происходит далеко в пространстве, а значит, во времени. Ты чувствуешь самые важные точки — приход Изменителей. Находясь в пространстве между Землей и антиземлей, мы не можем быть всюду одновременно. Нам доступно лишь пять процентов пространства-времени. Мы не можем попасть в большинство точек, скажем, узреть приход Изменителей. Нам доступны только определенные сектора пространства-времени. Другие же закрыты белыми дырами, куда не может попасть ничего, даже свет. Возможно, белые дыры поставили Изменители, чтобы не дать нам информации о себе. Но чувство пророков идет в обход белой дыры и может частично узреть, что за ней происходит. Мы так и не можем до конца понять этот феномен.
— Зачем вам понадобился мальчик по имени Вадим? — спросила я, обдумывая сказанное. Это казалось невозможным, непостижимым.
— Мы думали, он — уже пришедший в этот мир первый Изменитель. Ведь насколько мы знаем, Изменители видят все варианты будущего, а значит, знают о нем намного больше, чем кто-либо, — голос собеседника, как мне показалось, дрогнул. — Но, как выяснилось, это допущение было неверным.
— Вы уничтожили его семью! — я почти перешла на крик. Когда-то они отдали приказ уничтожить мальчика, как они могли… Я снова ощутила прилив злобы.
— Не забывай, что мы — инструмент. Мы не наделены эмоциями, и, возможно, этого нам не хватает, чтобы остановить Изменителей. Может, поэтому нам нужен оператор-человек.
— Про меня вы тоже думали, что я — Изменитель? — я привстала и немного наклонилась к нему, но ближе его лицо казалось еще более расплывчатым. И я знала, не представляю откуда, но знала — брось в это лицо хоть тем же стаканом — он пройдет насквозь, как через воздух.
— Да, — кивнул он. — Каждый пророк может оказаться потенциальным Изменителем. Но мы ошиблись, ты не пророк. Точнее, больше, чем пророк. Ты видишь по-другому. Ты оператор. Сейчас мы что-то наподобие автономных модулей, которые живут во всем. Мы даже не можем полноценно общаться между собой. Объединить нас в сеть сможет только оператор.
По моей коже пробежал холодок. Что-то в душе подсказывало мне, что он говорит правду, а тьма, проносящаяся в памяти, заставляла верить, но вот логически…