«Вот уж действительно уравняли», — вспомнил Алексей слова, сказанные ему в политчасти полка Костенецким, про себя прикидывая, что Борисов наверняка лет на пять-шесть моложе его, но зато званием, а главное — участием в боях, куда выше. Смысл другой обмолвки Костенецкого — о том, что они друг другу подойдут, — он тоже понял в этот же день, но позже.
— Мне звонили о вас, — говорил Борисов, распрямляясь над сколоченным посередине землянки крохотным столиком и налаживая на себе ремни портупеи. — Полагалось бы сразу ввести вас в обстановку, рассказать о людях, но придется отложить… На десять ноль-ноль срочно вызывают в штаб батальона. Вы сами туда не заезжали?
— Нет, комиссара батальона встретил в полку, и он посоветовал ехать прямо в роту. Кстати, сюда шла подвода.
— Ну и правильно. В общем, отдыхайте пока…
Алексей намерился было тут же попросить командира роты обходиться впредь без «вы» — вместе ведь теперь, вместе и надолго, но в углу землянки ссутулился у телефонной коробки кто-то третий, и Алексей решил с этой своей просьбой повременить. Успеется.
— Что ж мне отдыхать… после чего? — пожал он плечами, чуть досадуя, что все получается не так, как представлялось. — Может быть, тогда для начала потолкую с парторгом или со старшиной?
— Это мы сейчас, — даже обрадовался Борисов, что Алексей сам подсказал, вывел его из неловкости. — Правда, парторг сейчас в отлучке, а старшина… Да вот и он, Браточкин, легок на помине.
Откинув навешенную на притолоку плащ-палатку, в дверь медведем ввалился русоволосый плечистый здоровяк с взволнованным, оторопелым лицом.
…Да, видно, так и суждено было, чтобы в этот первый день все шло у нас вразрез с задуманным, вразнобой, поперек.
— Товарищ капитан, разрешите доложить, — выкрикнул старшина. — У нас… у нас саморуб!..
— Что за саморуб? — опешил Борисов, опуская на стол так и ненадетый планшет.
— Петруня себе учинил… Только что, возле бани… Топором…
— Да ты понимаешь, что говоришь? Петруня? Комсомолец? — не выдержал и прокричал Борисов. Он прикусил губу, и извилистый шрам налился кровью, побагровел.
— Так точно. Рубил дрова, и не знаю уж, как это у него получилось… понарошку или нет, а только отсек… Сидит сейчас и воет…
— Что отсек?
— Не рассмотрел… Палец кабыт-то… на своей левой…
— Что ж ты толком не рассмотрел, а прибежал, паникуешь.
— Подумал, что надо поскорей, на предмет следствия… Чтоб все было как есть, на месте.
Борисов растерянно глянул на часы.
— Ладно, капитан, иди, — неожиданно для самого себя произнес Алексей. — Я разберусь…
— Да ведь чепе! Докладывать надо по команде.
— Доложим. Ничего ж пока толком не знаем. Пойду разберусь.
Алексей старался быть спокойным, хотя это давалось ему нелегко. Начать службу в роте с такого случая?! Однако какое-то чувство свежего, только что попавшего сюда человека подсказывало: то, что он предлагал, самое верное. И Борисов, с минуту помолчав, согласился.
— Тогда попрошу заняться. — Потом, свирепо округлив глаза, закричал на старшину: — Банщики, чтоб вас черт побрал! Попарились? Разбаловались без политрука? Вот веди его теперь, порадуй нового человека.
— Есть отвести товарища политрука! — воскликнул Браточкин, глаза его засветились любопытством, повернулся к выходу; шагнул за ним и Алексей.
— Да веди осторожней, — полетело вдогонку. — Держись левей ручья. А то поразвелись лихачи…
Траншея, по которой Браточкин вел Осташко, была почти безлюдной, и это опять-таки расходилось с тем представлением о переднем крае, которое исподволь сложилось ранее. О том, что траншея обжита, не покинута, можно было судить по глубоким, прикрытым сверху пожелтевшими ветками нишам, в которых лежала примятая солома, а на колышках, вбитых в стенку, висели вещмешки, котелки, фляги. Нещедрый солдатский уют. Но в одном из выступов окопа на берме стоял и настороженно смотрел в степь ручной пулемет, около него скучающе напевал что-то пожилой красноармеец, по виду — татарин.
— Не засни, Гайнурин, — на ходу обронил ему Браточкин.
— Никак нет, товарищ старшина, — отозвался пулеметчик, прижимаясь к стенке и пропуская идущих.
— Петруня давно в роте? — спросил Осташко у своего проводника.
— С зимы, товарищ политрук. Мы тогда правей, под Демьянском, стояли. Пришел с маршевой ротой как раз тогда, когда мы в котел немцев загнали.
— Ну и как он тогда?
— В том-то и дело, что молодцом держался. «За боевые заслуги» получил. И первый запевала в роте. Пригнитесь тут, товарищ политрук.