— Если бы такую теорию кто-либо попробовал развить в сорок первом, когда отступали… — не выдержал и довольно ядовито заметил Алексей. Костенецкий нахмурился.
— Мне, к сожалению, тогда воевать не пришлось, да, кстати, и вам тоже. Так что давайте психологически приучаться к наступательным боям.
Но и Костенецкий после того, как дивизионная газета похвалила роту за обогревалки, стал ее ставить в пример другим, и они прижились во всем батальоне.
Красноармейцы потеснились, уступая Осташко место у жаровни.
— Порадуйте чем-нибудь хорошим, товарищ политрук, есть оно или нет?
— Ишь, какой ловкий на хорошее! Что ж, по-твоему, иначе и заходить к нам, на солдатские посиделки, не стоит? Пристраивайтесь сюда, поближе к огоньку, товарищ политрук.
Алексея все еще звали по-прежнему — политруком, хотя уже присвоили и новое должностное звание — замполит!
— Говорят, что вы ребятам во втором взводе «Землянку» пели? Вот бы и нам послушать.
— У вас же и у самих певцы, — кивнул Осташко на Петруню.
— Он сейчас голосистый только у котла, когда на добавку потянет. Да и слов не знает.
— Ну, а я сегодня вас порадую другим… Лучше всякой песни, — проговорил Алексей и намеренно сделал паузу, повел взглядом по лицам отдыхавших. Тут сидели, наслаждались благами обогревалки Уремин, Рокин, встал из угла и придвинулся поближе Алимбаев, вскинул на Осташко загоревшиеся глаза Петруня.
— Дали немцам по зубам под Владикавказом… Тринадцать дивизий — тю-тю — Гитлер недосчитается! — Алексей стал пересказывать переданное утром сообщение Совинформбюро о закончившихся многодневных боях у подножия Кавказского хребта.
— Вот это Берлину зимний подарок.
— Какая там зима на Кавказе?! Наверное, еще в трусиках драпали.
— Последний час! Побольше б таких, глядь бы — и последний день, одним словом, каюк подошел.
— Ну, до этого далеко…
— А что под Сталинградом, товарищ политрук?
— Там бои, бои… Ничего нового пока не сообщили… Держится, стоит Сталинград… — ответил Алексей и прислушался к раздававшемуся за дверью знакомому голосу:
— Где политрук, не видели?
— Вдовин, это ты? Здесь я, заходи.
Торопливо вошедший Вдовин был чем-то ошарашен.
— Товарищ политрук, их… ихтиозавра откопали… дракона… — с порога выпалил он, смеясь глазами.
— Что сказки выдумываешь, Вдовин? Какого дракона?
— Ей-право! Там, где приказано новый ходок копать, начали лопатить и наткнулись. Прямо-таки чудовище. Может, посмотрите? Очень уж занятно.
Алексей вышел из обогревалки, увидел промелькнувший впереди оранжевый полушубок Борисова; тому сообщил о находке старшина.
Новую траншею стали рыть по приказу из штаба полка недавно, располагалась она под прямым углом к общей линии окопов, тянулась в сторону немцев. Копали ее, соблюдая секретность, по ночам, но теперь, когда углубились, работали и днем. Два отделения попеременно долбили кирками и лопатами зачугуневшую землю. Сейчас красноармейцы сгрудились посередине траншеи и что-то разглядывали.
— Собрались? Забыли, что приказывал? Ждете, чтоб миной накрыло? — прикрикнул Борисов. — А ну, марш по местам.
Красноармейцы отступили, затеснились в нишах, но не уходили. Всем было интересно услышать, что скажут офицеры.
На дне ямы, ничем по виду не отличаясь от серой илистой глины, лежали странные, действительно диковинные кости. Решетка огромных, уменьшающихся к хвосту пластинчатых ребер. Располовиненный, плоский и удлиненный по форме череп с огромным провалом глазниц. Не дракон, конечно, и не ихтиозавр, и не ящер, но и не похоже на останки какой-либо знакомой живности.
— По-моему, рыба, — присел на корточки и высказал свое предположение Осташко.
— И я сразу сказал, что рыба, — подхватил Гайнурин. — А ребята на смех подняли, не бывает, мол, здесь таких.
— А вот когда-то бывали… тысячи лет назад…
— Эх, сейчас такая бы попалась, на всю роту ухи хватило бы.
— Пожалуй, не только роте.
Алексей с любопытством прикидывал на глаз исполинские размеры костей.
— Что будем делать с ней, товарищ капитан? — спросил Браточкин у командира роты.
— Что делать? Воевать надо, старшина. Копайте ходок. Чтоб к утру закончили. Да, как предупреждал, поосторожней и землю относите подальше, на обратный скат, чтоб здесь наверху никакого следа не было. Понятно?
Но, уходя, Борисов все же с заинтересованностью ткнул носком сапога костяную голову, распорядился: