Вскоре разрешили выходить и на воздух. Сестра-кастелянша вместо полушубка выдала подержанную английскую шинель. Одежка была явно не по вологодским холодам, но в ней ковылять на костылях оказалось легче. До приезда Вали оставалась неделя. Дальше откладывать задуманное нельзя было.
Однажды после врачебного обхода Алексей торопливо оделся и направился в город. Осторожно переставляя костыли по заснеженному деревянному тротуару, он с любопытством посматривал по сторонам. Старинные двухэтажные и одноэтажные деревянные домишки с флигельками и башенками, с резными наличниками, ставнями и коньками на крышах. Внутри, за низко посаженными окнами, возвышались такие исполинские, увенчанные горой подушек кровати, что, представлялось, кроме них ничто другое в комнате уже поместиться не может. Во дворах — голубятни, колодцы, поленницы дров, штабеля торфа.
В один из таких дворов, увидев там на крыльце женщину, вытряхивающую половичок, и направился Алексей.
— Добрый день, мамаша! Вы здесь хозяйка?
— Я, служилый, а что такое? Заходи, если ко мне.
— Да у меня разговор короткий. Нельзя ли у вас снять комнату?
Пожилая, но еще статная, круглолицая женщина окинула сострадательным взглядом Алексея с его костылями, с валенком на больной забинтованной ноге — другая была в сапоге.
— Ой, милый, я бы тебя с радостью пустила, да у меня ленинградцы… эвакуированные. Четверо детишек с матерью. И своих трое. Покотом спим. А как же так, неужели на улицу выписали тебя такого?
— Не для себя я… Жена приезжает проведать. На недельку…
— Только и всего? И отказывать тебе совестно. Разве уж потесниться, пустить? — Но по огорченному лицу и молчанию офицера она поняла, что такое предложение его не устраивает, и спохватилась: — Тогда вот что… Подойди через три двора к Савельевым… Их двое — мать и дочка. Отец, может, вот так, как и ты, где-то мыкается. Скажешь, что я послала. Петровна к Петровне. Люди хорошие, приветливые.
Поблагодарив за совет, он пошел по указанному адресу, и здесь все уладилось легко, быстро, без всяких помех. Деревянный домик Савельевых, казалось, был сооружен без топора и рубанка — выпилен лобзиком. Резной карниз, подзор вдоль чешуйчатой крыши, замысловатые фигурные наличники на окнах, флюгер с петушком.
— Что ж, если не пренебрегаете нашим скворечником, то милости просим, хоть завтра пусть приезжает, — притворно прибедняя свое жилье, сказала вторая Петровна.
— Скворечник? Да такой дом не грешно и на любую выставку, на первую премию потянет! — восхитился Алексей, пылко представляя будущую счастливую неделю здесь, под этой крышей.
— Сам хозяин мастерил, — довольная похвалой, пояснила Петровна. — Искусный он на это, выдумщик. По плотницкой части и на фронте. А что уж там строит — не знаю. Мосты, наверное? Давно не пишет что-то. Да чего мы с тобой сидим на кухне, идем посмотришь светличку. Правда, мала, да ведь не для гульбищ строилась. Зато теплая.
…Теперь он ждал Валю. Чтобы дни пролетали быстрей, участил вылазки в город. Половина прохожих на улицах — военные. В городе стоял штаб какого-то крупного воинского соединения. В госпитале поговаривали, что это сформировалась новая резервная армия. Алексей на обледеневшие дощатые мостки и тротуары посматривал с опаской, предпочитая переставлять костыли по обочинам проезжей части. Вологда вызывала любопытство своим необычным видом и нелегко постигаемыми крайностями. Повсюду, даже в центре, жались, ища друг у друга защиту от северных стуж, такие же легенькие деревянные дома, как и на госпитальной улице, и вдруг их шеренгу раздвигал какой-либо каменный голиаф с крепостными стенами, с окнами, похожими на бойницы. Старинный купеческий лабаз? Монастырь? Построенный еще в екатерининские времена институт благородных девиц? Или в самом деле какое-либо давнее крепостное сооружение? Так или иначе, но это тоже была его, Алексея, Родина, вместе с запомнившейся полянкой, и глиняными дувалами узбекских кишлаков, и привольем оренбургских степей, которыми он любовался из красноармейской теплушки… Алексея потянуло разыскать какой-либо заводской клуб. Но какая жизнь может в такую пору теплиться под его крышей? Нет, уж лучше себя не дразнить. И все-таки, когда он увидел издали подъезд, по бокам которого стояли фанерные щиты с объявлениями, он встрепенулся и заспешил к нему.
Да, и здесь все было так, как должно было быть сейчас… Оповещал о времени своей работы пункт сбора зимней одежды для фронта… Красный Крест объявлял о наборе на курсы медсестер… Афиша о кинофильме «Мы из Кронштадта». Но одно из объявлений вызвало у Алексея невольную усмешку. Через полчаса начиналась лекция «Что такое страх?». Имя лектора — громкое, известное. Профессор, москвич. В двадцать девятом году Алексей ходил на занятия комсомольской политшколы с его учебниками по диалектическому материализму. Разве послушать?