Алексей изо всей силы надавливал карандашом. Увидев, как он перекладывает из страницы в страницу копирки, Каретников заинтересовался:
— У вас прямо-таки походная типография. Какую же канцелярию ухитрились обчистить?
— В госпитале запасся, товарищ майор. Удобно, сразу шесть экземпляров.
— Так вы еще там, в госпитале, на батальон метили? А если бы послали на строевую, в роту?
— Другим бы пригодилось.
— Дальний прицел! Только, видите, как получилось… И познакомиться с батальоном не успели… Сразу в теплушки.
— Получилось неплохо… Познакомлюсь на ходу. Чего ж лучше?!
— Слышь, подполковник, какие у нас политработники? Огонь!
Савич, натягивая под лезвием дряблую кожу, страдальчески поморщился.
— Пополнение… Ох, пополнение… — пробормотал он. И осталось непонятным, что же имел в виду комполка — самого Осташко или же других новичков, прибывших ранее с маршевой ротой и вызывавших сейчас, в пути, его озабоченность?
— Разрешите идти, товарищ подполковник?
Алексей соскочил со стремянки, заспешил к своим вагонам. Эшелон трогался. В дверях теплушки стоял Замостин. Алексей протянул ему сводку. Тот подхватил ее жестом машиниста, принимающего из своей паровозной будки жезл дежурного по станции.
— Садись… Не то отстанешь…
— Я во вторую, к Солодовникову.
Накануне они говорили о том, кто бы мог стать парторгом во второй роте. Замостин назвал Солодовникова. Алексей встретился с ним вчера на товарной рампе, но из-за жесткого графика погрузки побеседовать толком не пришлось. А на первый взгляд понравился. Ростом хоть и пониже, а напомнил Никиту Изотова, приезжавшего как-то в Нагоровку. Такие же доверчивые лазоревые глаза, такая же застенчивость, конфузливость и такая же недюжинная сила. Тюки спрессованного сена перелетали из его рук в вагон, как спичечные коробки. И других подзадоривал — работа шла споро, дружно.
— Давайте руку, товарищ капитан, — помог подняться в вагон дневальный. На нарах постукивали в домино.
— А ну, кого зовут Марусей?
— Я вот тебе Марусю покажу! Ставлю дубль-шесть.
Двадцать болельщиков заглядывали через плечи четырех игравших, выставлявших самодельные деревяшки с выжженными очками. Увидев замполита, прикрыли деревяшки ладонями.
— Эх, подсказала бы сводка маршрут…
— Если как вчерашняя, то вряд ли…
— Снимайте шинель, товарищ капитан, теперь до Ростова из вагона не выпустим.
— Про какой Ростов вспомнил?
— Да уж не про твой, а про ярославский…
— А может, и к моему направляемся, едем-то на юг…
Алексей прочел сводку. Но она была подобна мерному однообразному перестуку колес; поиски разведчиков, артиллерийские перестрелки — и еще неведомо где были те, главные стрелки, которые переведут эшелон войны на начатый в Сталинграде магистральный путь. Снова о доски нар застучало домино, а Осташко и Солодовников присели в другой половине вагона. Сейчас, когда сержант был без ушанки, его сходство с прославленным забойщиком стало еще разительней. Льняные волосы, вероятно, вились бы, как у Изотова, если бы их не подстригла нолевка ротного санинструктора. К тому же на переносице синели крапинки, не замеченные вчера в сумерках.
— Вы разве шахтер, Солодовников?
— Немного был, товарищ капитан, год по контрактации. Вы по василькам угадали? У нас в Долгушах они у многих. Орловщина! Чуть ли не в каждом втором дворе шахтер найдется.
— А что ж не остались на руднике? Не понравилось?
— Что вам по правде сказать? И дело шло, и заработок был хороший, а приехал в отпуск домой, женился, и женка как привязала… И здесь, мол, в колхозе, лишних рук нет. На шахте я уже помощником машиниста электровоза работал, а тут трактор начал осваивать.