На миг он, казалось, растерялся.
— Я… Знаешь, я и вправду сидел да не отсвечивал. До недавнего времени. А потом по дурости ляпнул лишнее.
— За такое «лишнее» статья предусмотрена, — любезно сообщил Рик. — Запрет Огня и Воды с формулировкой «попрание величия Магической империи, да воссияет в бесконечности столетий ее нерушимая сила».
— Меня нечего лишать. Разве только жизни… Но за что? Разговор ведь начал сам граф, не я.
— Да ни за что. Эвклид просто вспомнил, что ты существуешь, и решил поразвлечься.
Честно говоря, не до конца понимаю, о чём речь.
— О чём вы говорите? — Ника, видимо, тоже не понимала. — Что такого ты сделал, Андрэ?
— Да, — присоединился я, — как именно ты умудрился попрать честь Магической Империи и чего-то там…
— Да воссияет в бесконечности столетий ее нерушимая сила! — продекламировал Рик на одном дыхании, после чего сделал глубокий вдох. — Проще сдохнуть, чем выговорить. И что за полоумный скальд писал наши законы?
Законов я благополучно не знаю, но если там все формулировки такие же — то тоже не прочь узнать, что же это за гений пафосной словесности. Искренне надеюсь, что он уже отморозил задницу на просторах Хель.
====== Глава 30 ======
— Мы с графом обсуждали ситуацию в Империи. И возможность выдвинуть на рассмотрение вопрос о смене председателя, — будничным тоном сообщил Андрэ. — Это прописано в законах. Если больше половины голосует «за» — происходит переизбрание. А переизбрание осуществляется народным голосованием. Выдвинуть кандидатуру может любой житель Империи, имеющий титул магистра и сдавший в ходе обучения экзамен по имперскому законодательству.
— И ты решил?.. — недоверчиво таращусь на него, не в силах выговорить нечто, кажущееся настолько нелепым.
— Не я решил, мне лишь предложили. Но я подумал, что… ты знаешь, я хочу помочь стольким людям, скольким смогу. И согласившись на то предложение, я не думал о последствиях. Лишь о том, какую пользу это принесло бы!
— Значит, возжелал облагородить Империю, подсидев Эвклида. Твою мать! Да ты вконец свихнулся, светлый!
— Ну почему ты так категорично настроен, Лекс? — Рес откуда-то призвала нож и яблоко и теперь с невозмутимым видом вырезала розочку. У заклинателей нервные руки, это я давно заметил. Сам заклинатель может часами просидеть в одном положении, но его руки почти всегда подвижны. — Политическая сфера, прежде всего, зависима от общественного мнения. Можно было здорово разыграть историю о несправедливом изгнании герцогской четы Иосхельма, да и после Эвклида многие даже Белую корону вспоминают с ностальгией. Твой друг очень умен. — Она отсалютовала яблоком в сторону Андрэ. — Ему просто не хватает жизненного опыта, он всех судит по себе.
— А у тебя этого опыта, конечно, в избытке! — Ну, не удержался. Снисходительность от девчонки вдвое младше тебя — не самое приятное, что может быть на свете. — В двадцать пять-то лет!
Рик глянул на меня с этакой ласковой ненавистью, и я понял, что удержаться следовало.
Не отрываясь от вырезания розочки, Рес заговорила почти нараспев:
— Я задам тебе один вопрос. Можно?
— Рискни, — разрешил со снисходительной уверенностью, какой на самом деле не чувствую.
— Что такого выдающегося ты сделал за свои — х-ха! — немалые годы, чтобы твое самомнение разнесло до таких размеров? По мне, так ты ничтожество.
Возможно, я бы ответил что-нибудь столь же убийственно-хлесткое. Возможно. Если бы где-то в глубине души, под дюжиной слоев брони из самоуверенности, наглости и цинизма, уже не поселилась мыслишка о собственной никчемности. Нелегко из себя что-то корчить, когда на руке знак подчинения.
Но окружающим знать всё это не обязательно. Особенно ей.
— Само собой, — выдавил из себя усмешку, пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, — кем еще я могу быть с точки зрения вашей светлости? Пылью под ногами, или, быть может, неудачным предметом мебели?
Закончив с яблоком, Рес вручила его тревожно хмурящемуся Андрэ — он машинально протянул руку ладонью вверх. А потом подошла ко мне. Сразу же захотелось встать, чтобы смотреть с высоты собственного роста, а не снизу вверх, как сейчас.
— Ты думаешь, титул — это что-то из ряда «офигеть, как здорово»? Обычное заблуждение для мужлана, который горазд лишь трепаться, снимать дешевых потаскух да мечом размахивать.
У нее потрясающая просто способность — выискивать уязвимые места. Ну да, сам нарвался. Пойти, что ли, на попятный? Хоть за умного сойду в кои-то веки.
— Ладно, я понял и…
Я не договорил — малость отвлек нож, вонзившийся в высокую спинку дивана аккурат возле моего левого уха. На полинялую обивку цвета мха упала тонкая прядь волос; я проводил ее равнодушным взглядом.
— Заткнись и слушай. Герцогство — это нескончаемая рутинная работа без права на увольнение; это ответственность за благополучие нескольких десятков тысяч людей, что проживают на моих землях. Круто звучит, правда? О да, принять титул — это такое безудержное веселье, когда тебе пятнадцать, когда ты затюканная, некрасивая девочка-зубрилка, рожденная вне брака; когда твоему девяностолетнему папаше не помешала бы нянька; когда весь герцогский двор настроен против тебя любезной тетушкой! Но самым любимым моим развлечением, разумеется, было избегать покушений раз за разом, а затем казнить виновников — собственноручно, как и полагается женщине из рода Скъёльдунг. И я казнила. И убивать с каждым разом становилось всё легче, легче! — ты же знаешь, как это бывает? Ты знаешь.
Я лишь кивнул, несколько выбитый из колеи этим потоком откровений. Я знаю.
Я знаю.
Спрашивали только меня. Но всё же подумалось, что из всех нас на последний вопрос лишь я и мог дать утвердительный ответ. И оттого вдруг ощутил некую близость с этим странным, чуждым мне существом — пафосным, претенциозным и таким обманчиво-хрупким.
Рес схватилась за рукоять ножа, склоняясь ниже. Близость стала нефигуральной.
— Может быть, хватит корчить из себя великого воина? Ты ведь даже собственной жизнью распорядиться не можешь.
Ее глаза холодны, но взгляд обжигает. «Лёд плавит огонь, от огня тает лёд», — вспомнилось вдруг, зашумело в ушах голосом Люцифера. Говорил он о чём-то другом… но ей подходит донельзя.
— Я пытаюсь.
— У тебя на одной руке Звезда Хаоса, а на другой ты по доброй воле таскаешь знак Высшего Дома. Ты хреново пытаешься! — Ее улыбка — белозубая, счастливая; речь — отрывистая; каждое слово ритмично, с одного маху вбивается в мозги. Как гвозди в мягкие сосновые доски дешевого гроба. — За знак Дома я вправе требовать с тебя что угодно. Но к чему требования, когда на тебе клеймо подчинения? Перешибить одну нить силы, привязать куда надо — и готово!
— Ты этого не сделаешь, — бросил пренебрежительно, хотя во рту пересохло от волнения.
— Не сделаю, — кивнула Рес. — Не могу, не хочу, не умею отвечать подлостью на глупость! Да и ты мне даром не нужен. Разве что… сам придешь и попросишь.
— Это вряд ли.
Обивка жалобно затрещала под лезвием ножа. Выпрямившись и эффектно развернувшись — Стефану и не снились такие виражи, — Антарес ушла; только мелькнул алый с золотым подкладом шлейф платья.
В коридоре громко хлопнула дверь. Я поморщился.
— Мебель-то в чём виновата? — Дара с меланхоличным видом перелистнула страницу. Я вздрогнул, на сей раз забыв не только о ней, но и о чьем-либо присутствии вообще.
Рик обошел кресло и протянул Нике руку.
— Идём.
В ответ она глянула с неуверенностью, но подчинилась; торопливо и, как мне показалось, с радостью. В другой ситуации обязательно спросил бы, куда это он ее тащит, но сейчас… сейчас предпочел бороться с желанием что-нибудь расколотить.
На пороге Рик вдруг обернулся.
— Как-как его звали? Ты сейчас подумал…
— Свидур Свидрир, — после секундной заминки ответил Андрэ, никак не комментируя вмешательство в свои мысли. — И как я позабыл такое идиотское имя?