— А вот и нет!
— А вот и да.
Всё равно нет! Мы друг в друге разочаровались — я и Рик. Всё никак не могу свыкнуться с мыслью, что он меня к себе расчетливо привязал. А теперь мне же мстит за собственную дурость, разгуливая по городу со своей рыжей подружкой. Гелла, или как ее там?
— Я б ее мечом плашмя да по спине, ну хоть разок, — поморщился Лекс — видимо, параллельно своим раздумьям я что-то бормотала. — Странные вкусы у твоего Рика.
— Он такой же мой, как и твой! А что, разве Гелла не красивая?
— Красивая, ничего тут не попишешь. Но толку-то? Гниет с нутра, как рыба с головы.
Вот как? А я думала, его содержание не слишком-то интересует. Скорее форма, то бишь формы. Лекс со смешком помотал головой: недаром утверждают, что у меня вечно всё на лице написано! Понятным, каллиграфическим почерком… Андрэ таким подписывает склянки и кульки со всяческим своим лечебным скарбом.
— Когда красоток вокруг так много, волей-неволей начинаешь придираться ко всему остальному. — Волосы, как обычно, лезли ему в глаза. Лекс сердито сощурился и заправил их за ухо. Чтобы через десять секунд заправить снова, это может повторяться до бесконечности. — Порой и хочешь придраться к чему-нибудь, и нужно даже, необходимо, чтоб меня молотом Тора да по дурной башке! А не выходит. — Он скребанул по фаланге указательного пальца вылезшим наполовину когтем, оставляя тоненькую алую полосу. Задумчиво слизнул кровь, скривился. — Боги, чем я вас прогневил? Тощая, длинноносая, вредная, омерзительно высокомерная, деспотичная и… чудище, одним словом!..
— Зеленоглазое! — поддакиваю елейным голоском. Кажется, о недостатках упомянутого чудища мой друг раздумывал упорно и долго. — Я тебе как, не мешаю?
— Мешаешь? Мне? С какого иерофанта? Ты ничего не слышала.
Ну нет так нет. У меня свое чудище есть. Персональное. И я вовсе не про Рика говорю, а про гадкую фею-алкоголичку. От нее-то и сбежала, пока та выписывала пируэты под потолком и то сыпала проклятиями в адрес обоих моих левых рук, то подымала наперсток-бокал за величие Сварталфхейма. Невыносимое страдание! Разве может с подобной пыткой сравниться Рик, эта подлюга, на пустом месте обиженная и в связях неразборчивая?..
…как там Лекс сказал? Потренируй-ка перед зеркалом свою гневную тираду, воробышек. И вправду, даже на хиленький самообман не тянет.
*
Девушка спала, забывшись глубоким, неестественным сном. Неплохо бы ее раздеть, пока не поздно. Андрэ давно усвоил: проще усыплять девиц, чем уговорить раздеться в присутствии ужасного и кровожадного Герхарда, будь тот хоть дюжину раз целитель.
— Помочь?
Андрэ нервно отшатнулся, услышав этот голос. Нелепый какой-то гротеск: обшарпанная каменная кладка, стрельчатое оконце почти у самого потолка, а под оконцем восседает ряженый паренек с холеными руками и скучающе-надменным лицом.
— Ты откуда взялся? — хмуро спросил Андрэ. С менталистом ни на капюшон, ни на иллюзию полагаться не стоит. — Неужели следил за мной?
— Следил, — неопределенно мотнул головой Рик, — но не за тобой — за девчонкой. Ее, кстати, Нора зовут.
Он, как и всегда, знал о чужих мыслях больше, чем следует.
— Так, ладно. Левитируй ее над кушеткой, а я платье сниму. Только не торопись, а то укачаешь.
Рик послушно выполнил это указание. Спешно избавив Нору от одежды, Андрэ осмотрел ее. Нахмурился при виде выпуклых длинных шрамов на плечах и спине, но сжал зубы и молча выплеснул на яркие полосы солидную долю целительной магии. Свежие раны залечить куда проще, это он давно понял.
— Не верю, что отец мог ее так измочалить. Да и сил у него столько нет.
— Правильно не веришь. Интересные забавы у того, с кем она, по утверждению папаши, «валялась».
— Дурость какая, — пробормотал Андрэ, укрывая девушку краем простыни, свешивающейся с кушетки. — Кто на это дите позарился?
— Спросил бы, что ли, у ее заботливого родителя. Он в долги влез, а тут так удачно предложили круглую сумму. За временное пользование младшенькой дочкой. Теперь наш господин Аструп, бедный-несчастный, ходит и внушает себе: она, мол, сама виновата — завлекла благородного эрола своим милым личиком, вертихвостка эдакая… — тут Рик вдруг сверкнул глазами в тусклом свете каморки и прорычал не своим голосом: — Боги, да что творится у этих людей в головах?! Самолично всыпал бы ублюдку две дюжины плетей, будь он скаэльдцем!
Андрэ кивнул с ожесточением. Он бы прикончил этого господина Аструпа, случись тот сейчас поблизости. И даже, возможно, без помощи Герхарда.
— Кто ее изнасиловал?
— Тэн Вальдеса, — процедил Рик с отвращение. — Видишь следы у нее на спине? Поговаривают с некоторых пор, что он любит малолетних девочек. А еще больше он любит сечь их…
— Погоди-ка, не с его ли дочерью ты спишь?
— А я и не спал бы с этой стервой, не будь она его дочерью. У меня свои планы на этого… чудес-сного мужчину, и уж теперь я твердо намерен их осуществить.
Мстительно улыбнувшись, Рик потер руки в эдаком предвкушающем жесте. Андрэ едва ли не посочувствовал Каарди, такой свирепый взгляд был у будущего архидемона. «Чудище», — вспомнилось ему вдруг. Так Лекс звал сестру Рика, сам при этом не замечая, как меняется из раза в раз его тон — с язвительного на ласковый.
Близнецы в самом деле напоминали парочку чудищ — стоило только чуть-чуть задеть кого-то из них. Мстительные, жаждущие малейшую обиду вернуть сторицей, но всё-таки весьма расчетливые в своей злости.
«Ты сам-то, праведник светлый, недалеко от них укатился», — не преминул съехидничать Герхард.
— Занятная у тебя вторая личность, — хмыкнул вдруг Рик. — Зачем ты его создал?
Андрэ вздохнул и бросил оценивающий взгляд на Нору.
— Давай-ка оставим ее. Скоро плод выйдет; зрелище не из приятных.
Рик послушно встал и ухватил трофейный стульчик одной рукой. Другой же коснулся бледного лба Норы и прошептал:
— Ты ни в чём не виновата. — Андрэ почувствовал всплеск темной магии, заполнившей пространство. — Ты не сделала ничего плохого.
Он покосился на свое старенькое кресло, но тут же прошествовал к полкам, не чувствуя сил усидеть на месте.
— Я его не создавал, — запоздало обронил он, когда Рик водрузил стул посреди комнаты и уселся лицом к спинке. — Не намеренно. Герхард сам появился, когда я, в свои двадцать семь, уже не мог справляться со всем этим. — Андрэ махнул рукой, очерчивая пространство вокруг себя. — Едва ли не каждый день в Крипте я кого-то лишаю жизни: мужчин, женщин, целую кучу нерожденных детей. Неудивительно, что боги меня теперь наказывают! Какой же я целитель, если убил больше, чем спас?! — Он отер мешковатым рукавом злые слезы, выступившие на глазах. На лице Рика наблюдалось нечто вроде сочувствия.
— Каарди замучил нескольких детишек ради удовольствия. Твой лучший друг убивает за деньги. Нам с сестрой полагается карать преступников на землях нашего домена. А ты сам — ты почему это делаешь?
Андрэ принюхался к содержимому очередного флакона.
«Пофиг, уже забродило», — решил он. И изо всей силы расколотил об пол несчастную стекляшку.
— Потому что у приграничных лечебниц крохотный бюджет, которого не хватает на дорогие лекарства и ингредиенты для них, — сказал на выдохе, почти беззвучно. Зло. — Потому что мне порой нечем облегчить чужие мучения, кроме как ядом; потому что кому-то помогут зелья, сваренные мной. Потому что, черт бы побрал эти ублюдочные законы! — я лучше убью нерожденное дитя и спасу девушку, чем дам умереть обоим!
— Даже если спасти девушку — значит, совершить преступление против самой магии? У ребенка ведь был крохотный шанс, пусть у матери и нет.
Чуть меньше процента — один живой младенец из тысячи с хвостиком — Андрэ за шанс не считал. «Эх, ни разу-то ты не математик!» — тут же съязвил Герхард. Хотя и был согласен, голая статистика прекрасно сочеталась с его бесчувственностью.