— Даже если так.
Рик пожал плечами. В его пальцах блеснуло простенькое кольцо с едва заметной вязью химерских рун на выпуклом металле.
— Гордиться тут нечем. Но и стыдиться — тоже. По крайней мере, я буду последним, кто тебя осудит. Возьми! — Андрэ послушно протянул руку, чтобы забрать кольцо. — От твоей топорной иллюзии мои глаза видят боль! Вот тебе нормальная личина…
Рик вдруг вскочил на ноги, будто подхваченный какой-то неожиданной мыслью.
— Так, ладно, я опаздываю на встречу со старым другом. Больше ничем помочь не надо?
— Нет, спасибо. — Андрэ устало качнул головой. — Сорок лет уж без ассистентов работаю. Разве что попроси у богов за благополучие… Норы. Уж тебе они не откажут.
— Разумеется.
Рик кивнул и исчез, оставив после себя стул, сиротливый и невесть откуда притащенный. Андрэ понял, что даже толком не поблагодарил менталиста. Но тот, кажется, в этом не нуждался. Мог, вот и сделал, и ничего такого в этом нет.
Хаотичное добро — так это, вроде, называют.
====== Глава 33 ======
Ничто так красноречиво не расскажет об истинной сути нечистых земель, как Крипта. В полуподвальные казематы, заставшие, должно быть, юность Старого Карла, чаще шли за избавлением, нежели за исцелением. Как и любое незаконное предприятие в Тоноре, Крипта находилась на попечении Бражника: тот окружил ее приличной охраной, немало отстегивал за молчание тэну и начальнику стражи. И подыскивал неопытных целителей, готовых во имя чистых юношеских идеалов заниматься весьма грязной работой. Крепкие нервы при этом ценились превыше прочих талантов.
Целитель Андриас числился в Магистрате практикующим лекарем: в приграничных лечебницах все места забиты на пару веков вперед — и это при тамошней нищенской плате. Андрэ имел нескольких учеников и небольшой круг постоянных клиентов, но почти ежедневно давал себе мысленного пинка в сторону Крипты — места, где убийство частенько приравнивается к исцелению. Целители тутошние обычно делают всё то, что запрещается законом в лечебницах: обрывают жизнь нестабильных и тяжелобольных, прерывают беременности, разделывают невостребованные трупы, чтобы пустить на ингредиенты для зелий… варят эти самые зелья, опять же, часть идет на продажу. Бражник прекрасно знает, на чём можно нажиться.
Редко, очень редко Андрэ позволял себе здесь не появиться. Но случались дни, когда он уже попросту не мог смотреть на всех этих несчастных, которых полагалось или подлечить, или же убить вовсе.
«О, не делай вид, что тебе не всё равно».
«Не делай вид, что это мне всё равно», — не остался в долгу Андрэ. Герхард бывал невыносим, но всё-таки не склонен вести праздные беседы днями напролет. Да только уж если начинает — уже не заткнуть.
«Да, мне всё равно. И ты весьма этому рад, ибо где бы ты был, если бы не я? Нет, не отвечай, я сам! Болтался бы уже где-нибудь на стропилах, с полными штанами дерьма… Слабак».
«Заткнись ты, ради всех богов!»
— Целитель Герхард! — Голос мальчишки-смотрящего отвлек его от мысленной перебранки, пружиня мячиком-эхом от щербатых, изъеденных годами — веками! — стен.
Вздохнув, Андрэ поправил капюшон. За сорок с лишним лет он так и не доверился плохо склеенной иллюзии, скрывающей в стенах Крипты его настоящее лицо.
— Да, Нур?
— Там пришли.
— Ну так пригласи, чего тянуть-то.
Нур кивнул и поспешно удалился.
«Так-так, чем же нас сегодня порадуют?»
Андрэ лишь скривился. Гадливое предвкушение Герхарда было ему донельзя противно.
В убогий закуток целителя Герхарда ворвался гневно сопящий дородный мужчина. Андрэ записал его в торговцы — одежда небогатая, но весьма приличная, фигура полновата, руки не знают особенно тяжелой работы. Герхард добавил, что у торговцев всегда есть деньги и это просто замечательно.
«Тебе лишь бы монетку срубить, отродье», — подумал Андрэ почти весело.
«Ты меня породил — так потворствуй моим склонностям», — последовал невозмутимый ответ.
— На что жалуетесь?
— Девка моя младшая! — тут же взвился торговец. — Валялась неизвестно с кем, потаскуха эдакая! Боюсь, как бы не забрюхатела. — Он вытолкнул вперед дрожащую девчушку, до этого сокрытую от взоров необъятными телесами отца. — Вот, поглядите на нее. Слышал, это как раз по вашей части.
«Кто ж не слышал?..»
Андрэ хватило мимолетного взгляда на сгорбленное, дрожащее, зареванное до красноты существо, чтобы понять: потаскуха из нее, примерно как из Рес — послушница Небесного храма. Девчонке на вид было не больше тринадцати-четырнадцати. Хорошенькая, должно быть; в нынешнем состоянии сложно разобрать.
— Не доросла еще до потаскухи, как по мне, — подал голос не Андрэ — Герхард, циничный и на всё плюющий. Он машинально уже сотворил заклятие, сканируя ауру на отклонения, и вскоре развел руками. — Ну, беременная. Поздравлять, полагаю, не с чем?
У торговца, казалось, голова вот-вот лопнет от прилива крови. А не лопнет, так треснет вдоль, подобно перезрелой сливе.
— А ты что же, рожать ей, дуре, предлагаешь?!
— Ну что вы, милейший. Я пока еще в своем уме. Лет-то тебе сколько, девочка?
— Ч-четырнадцать… — голос девчонки вырывался из горла с кашлем и немелодичными хрипами; на скуле набухал синяк. Родитель, видимо, не выдержал свалившегося на него счастья и влепил дочке хорошую оплеуху.
— В твоем возрасте даже человеческие женщины рожать не рискуют, а у тебя я вижу магический источник. Если сейчас отправлю вас с папой восвояси, ты умрешь через несколько месяцев. Если не отправлю — может, и выживешь, но, вероятно, не сможешь иметь детей. Осознаёшь последствия?
Девушка попыталась кивнуть, но тут же содрогнулась в очередном рыдании.
— Позволь узнать, чем же ты раньше думала?
— Н-но… я не виновата! — взвыла она, судорожно теребя край юбки у простенького светлого платья. — Я… я не… н-ничего такого не хотела! Меня заставили, заставили!
Краснорожий торовец снова взвился, честя дочь так и эдак, однако Андрэ был склонен ей поверить. А Герхарду, само собой, наплевать. Он встал со своего шаткого кресла и прошагал к полкам с зельями — те занимали большую часть его каморки. Взял один из флаконов, наполненных густой зеленовато-белесой жидкостью. Под это зелье у целителя Герхарда по прозвищу Детоубийца имелся целый стеллаж.
— Успокойся, всё будет в порядке. Просто выпей это. — Андрэ вручил девушке флакон и нерешительно пригладил ее встрепанные русые волосы. Девушка вздрогнула, ее отец — тоже. Их можно понять: целитель Герхард имел преотвратительную репутацию, особенно в отношении беременных женщин.
Когда девушка стала клевать носом, Андрэ отлевитировал ее за хлипкую, выцветшую от времени ширму, где стояла заранее застеленная кушетка. Затем обернулся к папаше. Тот, хоть и злой изрядно, выглядел обеспокоенным.
— Деньги, надеюсь, есть? — Получив от торговца туго набитый кошель, пересчитывать Андрэ не стал. Он бы и забесплатно всё сделал, хоть Бражнику бы такое расточительство и не понравилось. Что ж, с деньгами или без, торговец с этой секунды числился соучастником преступления, а сам Андрэ… он только что заработал очередной смертный приговор. Если только боги не покарают его раньше.
— Возвращайтесь к обеду. Учтите: если она выживет, то пешком идти не сможет. А если не выживет, то тело всё равно надо как-то увозить.
— Е… если? — Свекольная физиономия выцвела на пару оттенков. — Ох. Я вас понял, целитель Герхард. Буду в срок.
С подобострастным поклоном торговец засеменил к выходу. Герхард, не удержавшись, выдал вслед:
— И не опаздывайте, милейший, не опаздывайте! У меня кандидат на эвтаназию в два тридцать пополудни.
«Милейшего» будто северным ветерком сдуло. Андрэ покачал головой. У его… компаньона было весьма своеобразное чувство юмора.
«Если, — подумал он, — это вообще можно назвать юмором».
Шумный прилив накатывает волнами на осязание, на слух, заливает разум соленой водой; мысли идут ко дну утлыми лодчонками. Пожив пару недель у побережья, не могу отделаться от этого ощущения. Вода — стихия сумбурная, неспокойная. И я почувствовала облегчение, скрывшись от нее в чащобах Железного Леса.