— Потому что он убивает детей, ясное дело. Ну, имеются в виду еще не родившиеся дети, что нужны своим матушкам не больше, чем мы с тобой — господину иерофанту. Впрочем, у него и без несчастных эмбрионов рыло в пуху. Чертовски мало такой работы, за которую не возьмется целитель Герхард.
Не донеся чашку до рта, Рес уставилась перед собой.
— Прекраснодушный святоша Андрэ, — негромко пробормотала она. — До сих пор не верится. Что там за такое Инквизиция шьёт? Запрет?
— Смертную казнь.
— Да уж. — Рес снова покачала головой, машинально наматывая прядь волос на палец. — Хорошо шифруется. И знаешь, что самое странное?
— Что же?
— Меня это почти не удивило. И как-то даже примирило с реальностью. Ну, знаешь, я всё печалилась, что правнук великого Рамира — такая размазня, прямо как Рамир-младшенький. А оказалось, он меня дурит.
— Он и сам себя дурить пытается. Но кровь-то не водица!
— Ну да, — фыркнула Рес. — Тебе ли не знать?.. Ох, ладно. С этим я еще разберусь. Думаю, о некроманте ничего не слышно? — Бражник согласно кивнул. — Да и Бездна с ним. Я почти уверена, что он сам на меня выйдет.
Догадка эта близка к интуитивной. Они с Феликсом могли бы неплохо поладить, будь у кого-то из них такое желание. А в том, что в хранилище Ковена пошалил именно Феликс, Рес уже уверена.
— Будь осторожнее. Да, кстати… увидишь Гро — передай, что ему сели на хвост. Он должен бы сообразить, о ком я.
— А не проще самому его отловить? Не знаю, когда мы увидимся.
— Я думал, вы видитесь часто!
Рес окинула вампира далеким от восторга взглядом.
— Не делай такое лицо. Между нами ничего нет и быть не может.
— Хотелось бы мне в это верить.
Хотелось бы ей самой в это верить. Только вот надоедливый полукровка упорно игнорировал сам факт существования такого слова — «нет».
«И ты не слишком торопишься ему об этом самом факте поведать», — язвительно добавила Рес про себя.
Проснуться оказалось еще труднее, чем обычно. Поздний вечер, судя по внутреннему ощущению. В голове ни одной связной мысли; под щекой что-то твердое, не слишком похожее на подушку и слегка вздымающееся. Плечо. Острое и тощее, явно принадлежащее Рику. Рес — она еще тоньше и… пахнет немного по-другому. Благодаря рысьему обонянию я могу различить близнецов и с закрытыми глазами.
— Снова небо алое, — бормочу, все еще не до конца проснувшись. Рик чуть сдвинулся, устраивая меня поудобнее. Чувствую его легкую руку у себя в волосах.
— Алое? — спросил он. — Ты уверена?
— Алое, н-ну… и розовое. Как сироп. И чуть-чуть оранжевое.
— А белое?
— Хм… если только немножко, — вздыхаю, пытаясь понять, во сне ли то было или наяву. — Опять мысли читаешь, что ли?
— Нет, воробей. — Тихий смешок. — Я просто бывал в тех местах, что ты мне расписываешь.
Озадаченно помолчав, спрашиваю:
— И что это за место?
— Сварталфхейм. Там рассвет легко перепутать с закатом, день вечно теряется и ни одна ночь не бывает долгой.
Что ж… ясности мыслей это не добавляло. Но зато сколько патетики!
— Но я же никогда не бывала в Сварталфхейме.
— Память крови. — Чувствую, как Рик пожимает плечами. — Будет иногда глючить, но ты привыкнешь и через пару лет… — он запнулся, — всё это будет восприниматься легко.
Снова повисла пауза. Урывками, неохотно, лениво возвращались воспоминания.
— Что случилось с Геллой? Я… я только в ответ хотела… она в порядке?
— Кому до нее какое дело? — сердито отозвался Рик. — Ладно, ладно. Жива-здорова, по-прежнему смазлива и толком не соображает, что случилось.
Это хорошо. Но чувство вины никак не отпускало. Какой бы противной Гелла ни была, а я ей жутко лицо распахала. Моими прежними коготками — при промежуточной трансформации — такого не сделаешь, а вот новыми…
Открыв наконец глаза, взглянула со смесью опаски и любопытства на свою ручонку — полудетскую, с редкими блеклыми крапинами веснушек и следами царапин. А потом привычно напрягла суставы и высвободила магию.
Ух ты! Рик вздрогнул и нервно усмехнулся, когда ногтевая пластина на моем указательном пальце переросла в изогнутый длинный коготь, темный и отливающий на свету металлическим блеском.
— Мягонькие еще. — Рик двумя пальцами сжал коготь, отчего тот заметно согнулся. — Поосторожнее с ними.
Чего? Я его девушке лицо порезала, а он за коготки переживает?
— Ох, Ника. Наплевать мне на Геллу! Нет, мне бы не доставило удовольствия быть повинным в ее смерти, но труп бы упрятал без особых проблем.
Недовольно засопев, я попробовала восстановить ментальный щит. Как ни странно, удалось с первого раза.
— Как ты можешь так говорить? Это же живой человек всё-таки. Хоть и мерзопакостный.
Вздохнув, я попыталась сесть. Приподнялась. И тут же рухнула обратно.
— Голова кружится, — не спрашивает — утверждает.
— Немного.
И всё-таки я не удержалась:
— Неужели ты совсем к ней ничего не чувствуешь? Ни капельки?
— А я должен?
— Ну… знаешь, — смутилась я, — ты с ней… близок в определенном смысле.
Рик ответил не сразу.
— Терпеть не могу эвфемизмы. Ни с ней, ни с кем-либо еще я не желаю быть «близким» в каком угодно смысле. Это всего лишь женщины, которых я… с которыми я… хм. Почему мы с тобой обсуждаем такую чушь? Мне как-то даже неловко.
Я хихикнула.
— Неловко, потому что ты хотел на мне жениться?
— Я и сейчас хотел бы.
В этот раз пауза тяжелая, ощутимая. Но мне всё же удалось перебороть смущение.
— Глупость какая. Почему?
Рик не стал косить под дурачка и переспрашивать. Как и Рес, он прямолинеен на зависть. Какая уж тут любовь к эвфемизмам!
— Потому что ты добрая, умная и очень сильная духом. Кроме моей сестры, ты единственная женщина, которую я смог бы полюбить, — проговорил он отрешенным каким-то голосом. — И вы обе меня бросаете. Бросаете! Никому-то я не нужен… с самого моего рождения.
— Что за глупости, Рик? Рес никогда тебя не бросит.
В этом я уверена. Они же почти как единый организм: достаточно лишь послушать, как эта парочка ненарочито, без малейшей запинки фразы друг за друга заканчивает! И увидеть, как они общаются друг с другом — обходясь минимумом слов, используя одни лишь взгляды и жесты. Кроме шуток, близость — истинная, не эвфемизм какой! — между ними очевидна. И никакой иной жизни, если она порознь, для них уже нет.
— Даже если я сделал что-то ужасное? — в голосе Рика зазвучала подозрительная глухота. Будто он сейчас заплачет. Не задумываясь, с уверенностью отвечаю:
— Да что бы ты ни сделал.
Он уткнулся носом мне в макушку, стиснув меня руками с такой силой, что даже больно.
— Спасибо, — слышу сдавленный шепот. Но облегчения в нём нет.
Солнце в Элькоре светило так же ярко, как в Вальдесе; портальная площадь же оказалась куда меньше, и оттого создавалось впечатление тесноты. Рес почти не удивилась, узрев невдалеке знакомую высокую фигуру. Такой нигде не потеряется.
— Ну давай, — проворчала она, поравнявшись с ним, — расскажи, что ты просто мимо пробегал.
— За кого ты меня принимаешь? — насквозь фальшиво оскорбился Лекс, прикладывая ладонь к груди. — Я не вру, когда мне с этого никакой выгоды!
— Резонно.
Рес коснулась длинного рубца на его лице. Рана всё еще кровила и выглядела куда хуже обычных «тренировочных царапин». Лекс поморщился, но не отстранился.
— Бражник просил тут передать пару слов… Полагаю, передавать уже ничего не надо.
Он кивнул и с забавной для воина брезгливостью вытер с щеки кровь. Рес заметила еще одну розоватую полоску на его левой руке — чья-то неудачная попытка рубануть по кисти.
«Он ведь левша, — отстраненно вспомнила она, — как Рики».
— Хотел тебя у Бражника перехватить, да не дали. С родственниками повстречался… было скучно. — Для полноты картины только картинного зевка не хватало. — Отвратительные фехтовальщики! Может, в следующий раз будет повеселее?