- Один глуповатый подкаблучник, а другой упрямый пьяница.
- Пастухи и скотники так говорят?
- Околесицу всякую тут носят! Вынужденное повторение идёт за ними.
Ребята же, телятники наши, были весьма способными пастухами, до безумия беспечны и веселы поведением. Они работали, чтобы бы за лето накопить деньги на телевизор, и потом смотреть как будут уворовывать труд трёх усиленно напрягавшихся поколения. Едва ли такое пройдёт без хохота в искупанной проказе. Самим современность покупать придётся, иначе, кто тебе даст мыслить бесплатно.
Телята, задрав хвосты, тоже резвились, когда выгоняли из загона на выпас. Прыгали, бодались, пыль поднимали, - показывали, что исправно набирают привес для конкретного исчисления нужного тоннажа и зарплаты пастухам. Это дело!
Позолоченные пионеры тем более, не могли быть недовольными, центнеры отбивных котлет выпасали для них сверстники из забитых сельских ферм.
И пусть колхозные батраки, тоже не скрипят завидным пониманием, не очень-то огрызаются, ферма им варит каждодневные супы из фасоли, ни одно другое животное не ест фасоль, потому: нехай с восторгом пасут телят.
Они в просторном телятнике, меж растопыренных густо беленых стропил и бантин - лежаки себе смастерили не хуже пляжных топчанов, сухим сеном устлали, молочко попивают выдоенное из вымени вкусных коров, не мешанину какую-нибудь сгущёнкой сдабривают, перекрикиваются по простору пустого телятника, приключениями несостоявшимися хвастаются.
А тем временем непоседливые телята загородку толкотнёй приоткрыли, убежали в кукурузное семенное поле, початками объелись и тут же дрыхнущим стадом в круг улеглись.
Спят, уснули ребята на нарах, необыкновенно весёлая новая смена пионерлагерная им снится, какие-то мутные соображения в мечтах просыпаются.
Хвала кнуту - он взмахом вечен!
...И кнут фуражира, - хромого орденоносца труда, достаёт лежаки на стропилах, по очереди обжигает тесьма жёсткая сонные спины. Спрыгнули, сползли опоздавшие вовремя в твердь ступить ноги, в мочагу говяжью угодили отхлёстанные пионеры, стадо обратно за сплоты загонять спешат, бегают, бьют мётлы и стебли кукурузные им в лицо, тянет у Тоди ушибленная нога, и некому жаловаться.
Объевшиеся телята лениво подняли морды, и падало их сытое мычание в низины обмелевшей речушки.
Хромой волк быкам не страшен!
Одна только группа телят утоптала кукурузу, а всех троих телятников премии лишили, завышенный привес обнаружился на тоннажных весах. То заслуга семенной кукурузы. Обиделись низко-лётные.
Тит на кусках обоев, на обложках животноводческих журналов, на листах альбома, продолжал рисовать славных телочек, и двух отменных бычков, он сам красной тряпкой приучал их по-боевому бодаться.
Лань и Лишай имели имена боевые телята, обрат и бражку из ведра пили.
В воскресный день пришли одноклассники бой быков смотреть.
Тит в загоне станцевал танец пикадора, поднятыми руками приветствовал публику, вроде сам Мадрид смотрит; для лучшей ярости напоил быков молоком от бродящей по ферме одуревшей коровы с тучным выменем, и начал главное представление.
Брал крупного Лишая за рога, сворачивал шею, и бык падал на землю.
Номер не вызвал восторга.
Тогда Тит ухватил Ланю, и принялся описывать круги борьбы, вдруг резким подрывом свалил гладкого бычка, ударил ногой между рогами и отбежал, играя победившими узорами всего тела.
Тит кланялся зрителям, а телёнок всё не вставал, мычал лёжа, стонал и пыхтел...
Ветврач пустил воздух с вздутого желудка, подождал и затем вынужденно прирезал скотину: снял шкуру, изучил вздутый живот, и отправил тушу подводою в колхозную кладовую.
Тит забрался на лежак, укрылся за полог, молча с тягостной обидой, рисует проигравшего Ланю, наносит угарные карандашные линии по всему трепыхающемуся телу бычка; выгибал ему спину, холодил сердце и свалявшийся ворс, оскаленных зевак ещё дорисовывал.