Но я понимала, что, не будучи породистой овчаркой, на настоящую службу я не могу рассчитывать. Поэтому кормят скорее из жалости, чем по необходимости. А в этом случае «попутный ветер» в отношении меня может поменять направление в любой момент: например, если в часть придёт новый командир, который уже не будет знать о заслугах моего отца.
И решила я подстраховаться на случай внезапного «увольнения». Стала таскать с заставы несъеденные отходы и прятать их в специальные лесные тайники. В основном это были небольшие берлоги и норы, образовавшиеся под корнями деревьев. Набила их под самую завязку и стала охранять. Сами знаете, халявщиков в лесу пруд пруди: то белки с енотами залезут вкусненьким поживиться, а то и волков с лисицами гонять приходилось.
И вот в один дождливый вечер стало у меня на сердце как-то неспокойно. Думаю – точно кто-то сегодня в моих припасах ковыряться будет! Чутьё бульдерлогов редко обманывает. Решила сходить проверить. Добежала до ближайшей большой берлоги – и точно: какой-то зверь почти целиком залез в тайник и чем-то там шебуршит, только мохнатый чёрный зад наружу торчит. Причём, судя по размеру «пятой точки» и толстым ногам, экземпляр попался достаточно крупный.
От такой наглости я дар собачьей речи потеряла. Ну, решила, конец тебе, вражина! Погибну, а родную еду защищу. Подбежала поближе да схватила его за мягкое место, аж челюсти от злости свело. Зверь как зарычал, как застонал от боли на весь лес, аж мурашки по коже.
Я решила судьбу больше не испытывать. Отбежала подальше и залилась таким громким лаем, что потом охрипшая несколько дней ходила.
Хорошо, что в этот момент недалеко проходил дежурный пограничный наряд с оружием и служебными бульдерлогами. Они мой лай услышали и через несколько минут прибежали на место боя разобраться, в чём дело.
Оказалось, что это никакой не зверь был, а обычные контрабандисты. Надели на себя медвежьи шкуры и перешли тёмной ночью через границу. Потом решили в моей берлоге тайник устроить. Думали еду наружу выкинуть, а своё барахло внутри спрятать. Вот я их коварные планы и сорвала, сама того не желая.
После этого случая пограничники стали любить меня ещё больше и кормить ещё слаще. Сам командир части всех на плацу построил и долго говорил что-то там про чувство долга и вечную дружбу между человеком и собакой.
– А что в тайнике было? – спросил Колька. – Золото и бриллианты? Тебе потом причитающиеся двадцать пять процентов вознаграждения выплатили?
– Конечно, выплатили, – ответил за Машку Валерка. – Разве ты не понял ещё, на какие «шиши» она в Москву приехала?
– Бестолочи вы обезьяньи, – устало произнесла собака. – В тайнике бандиты прятали оружие и взрывчатку. Наверное, хотели на пограничную заставу напасть или взорвать что-нибудь в деревне. Террористы, что с них возьмёшь. А в Москву я уже позже приехала вместе с одним отставным офицером. Он сюда жить перебрался. Заботливый, добрый, кормил меня хорошо, выгуливал по первому требованию. У него и жила, пока мой новый хозяин от болезни сердца не умер. А уж его дети, наследнички толстомордые, терпеть меня не стали. Дали пинок под зад и выгнали из квартиры. Вот мне здесь и пришлось обустраиваться по новой.
– Как несправедливо с тобой жизнь обошлась, – выслушав рассказ Машки, констатировал Серёжка. – Ты, можно сказать, предотвратила трагедию, много человеческих жизней спасла, а в результате сама оказалась на улице. Где же благодарность от высших сил?
– Я как-то об этом не думала. Одно знаю наверняка – если постоянно ждать благодарности за свои поступки, то так с протянутой рукой и простоишь всю жизнь. Поняли? Уф, утомили вы меня сегодня, спать буду, – и собака задом попятилась обратно в кусты, где разлеглась на мягкой траве.
– Бульдерлог-философ, – заметил Колька. – Видно, она не только в школьной столовой подъедается, но ещё книжки по ночам в нашей библиотеке читает.
Ребята шли по улице по направлению к остановке автобуса, который должен был довезти их до Валеркиного дома. Небо постепенно затягивали облака, подул холодный ветер. Вдалеке послышались раскаты грома, и кое-где промелькнули яркие вспышки молний.
– Хорошо бы до дождя успеть, – наблюдая за буйством природы, пожелал Валерка. – Неохота приходить домой мокрой курицей.