Как и Меншиков, Долгоруков мечтал породниться с царской семьей – дочь Екатерина обручилась с Петром Вторым, но нежданно-негаданно император умер от оспы в день свадьбы. Долгоруков оказался единственным верховником, кто не поддержал Анну Иоанновну, за что и поплатился – его сослали с семьей в Березов, имущество конфисковали в казну. Новый хозяин долгоруковской усадьбы Николай Салтыков возвел роскошный барочный дворец – вероятно, поручик лейб-гвардии Преображенского полка построил дом после большого московского пожара 1737 года. Дворец раскинулся в глубине парадного двора, а перед главным входом в центре дома тянулся широкий пандус.
Дворец пережил пожар 1812 года, однако богатый барочный декор сменила скромная ампирная отделка, и внучка Николая Салтыкова продала Александру Черткову дом с незатейливым обликом: первый этаж украшал руст – грубо отесанный камень, окна второго этажа остались без наличников, фасад завершал аттик – невысокая стенка. Чертков, в то время отставной полковник, въехал с семьей в усадьбу через три месяца после покупки, а через три года затеял перестройку, затянувшуюся на десять лет.
Александр Чертков пристроил новый объем с Готическим залом на втором этаже – хозяин усадьбы увлекался историческими романами Вальтера Скотта, много путешествовал и особенно любил готические храмы, поэтому оформил парадный зал в духе стиля английских королей Тюдоров. Как же удивлялись гости, когда открывали дверь ампирного особняка, а попадали в средневековый замок! Ажурная лепнина покрывает стены и потолок, словно тонкое кружево: ползут и изгибаются краббы – причудливые листья; распускаются крестоцветы – бутоны в форме крестов; прорезаются пинакли – остроконечные башенки, будто парящие в воздухе. Стрельчатые окна и двери, похожие на витражи с розами, плывут по кругу. Зеркала в ложных дверях расширяют пространство, и большой зал кажется огромным.
Чертков поддался моде и на первом этаже, недалеко от вестибюля, отделал камерную гостиную в мавританском стиле. Комнату будто устилает плотный цветной ковер – витиеватый, словно бесконечный восточный орнамент ползет по стенам и потолку, не оставляя свободного места. Узор извивается, закручивается в спирали, прорастает цветами, складывается в надписи, завораживает, отвлекает внимание своими хитросплетениями, скрывая в стенах потайные двери и шкафы. В Мавританской гостиной хозяин дома проводил заседания ученых комиссий.
Александр, сосредоточенный и молчаливый, прятал под строгим, а иногда чудаковатым видом огромную душевную энергию и сильную любовь к своему делу – Чертков коллекционировал книги и рукописи по истории России. Он сначала прочитывал их, описывал для каталога и только после этого ставил на полку. «Еще не было подобного предприятия у нас – собрать о России все, что было писано – и, вероятно, долго не дождется повторения», – восхищался этнограф Иван Сахаров. Историк Петр Бартенев рассказывал, что многие знакомые Черткова даже не догадывались о его многосторонней учености, но близкие друзья могли сказать об Александре словами Ивана Крылова: «И думает свою он крепку думу без шуму».
Александр Чертков разрешал пользоваться библиотекой всем, кто любил историю, хотел даже построить для книжного собрания отдельное помещение, но не успел исполнить мечту. «Он до последней минуты работал, и смерть застала его, можно сказать, с пером в руках, над фолиантами, монетами и рукописями», – писал Бартенев. Чертков умер в 1858 году в шестьдесят девять лет – коллекционер на полгода пережил жену Елизавету, завещав библиотеку сыну Григорию, который вырос среди книг.
Маленького, худенького, с горбатым носом и живыми огненными глазами Григория Черткова называли пожирателем дамских сердец. Сергей Загоскин вспоминал, что ради друга замужние женщины забывали седьмую заповедь. «Он долгое время был предметом пламенных желаний всех салонных маменек и тетушек, стремившихся его уловить для своих дочек или племянниц», – говорил о Григории князь Владимир Голицын. Правда, надежды светских дам заполучить блестящую партию не оправдались – Чертков женился в тридцать два года на двоюродной сестре Софье.
Загоскин делился любопытным анекдотом, который случился с его приятелем во время службы в московском ополчении. Григорий Чертков и адъютант Василий Капнист отправились повидаться с родителями и по дороге на станции разговорились с одним помещиком – тот принялся ругать московского гражданского губернатора за плохое обмундирование ополчения. Василий Капнист попросил случайного попутчика прекратить возмущаться, объявив, что помещик говорит с сыном губернатора. Тот, сконфуженный, извинился – якобы перепутал должности и имел в виду предводителя дворянства. Тогда Чертков ответил, что это его отец. Представляете, как неловко чувствовал себя помещик?