Ветер чуть замедлил бег и начал всматриваться в окружающие предметы. Всё как обычно. Тоскливый пейзаж, который он сам же и сотворил, однообразно тянулся до самого горизонта. Хамсин вглядывался в лица людей. Он видел серые, липкие от пота тела, и они внушали ему отвращение. В силуэтах случайных прохожих не было жизни, только мука и брюзжание на страдания, выпавшие им совершенно незаслуженно. Ветер злился на людей, потому что понимал: их отчаяние не полная мера горя, способная свалиться на голову человека. Они старались представить своё положение безысходным, чтобы более весомая часть зла обошла их стороной. Наивные, глупые людишки! Зло не разменивается на частности, оно приходит ко всем. Только воспринимается оно по-разному. Кто-то считает его чужим и даже радуется этому. Но чужого горя не бывает. Всегда отголоски даже далёкого грома долетят до нужного предела. Несчастье, страдание — отважные творения! Им приходится участвовать в неравной битве с людьми. Порой проигрывая, исчезая бесследно, но никогда не пребывая в забвении.
На вершине холма стояли двое: мужчина и женщина. Хамсин не сразу заметил эти фигуры. Им был безразличен напор разбушевавшейся стихии. Раскалённый ветер, бьющий в лицо волнами песка и пыли, нисколько их не беспокоил. Мало того, полы их одежд даже не шелохнулись, словно все усилия урагана наталкивались на невидимую стену. Впервые за тысячи лет существования Хамсин остановил бег. Он даже не понял, как это случилось. Сильное любопытство, охватившее его столь неожиданно, не дало возможности обдумать эту странную перемену в жизни.
Люди были совсем не похожи на тех, кто встречался ему на пути. Они были молоды, в одинаковых белых одеждах. Девушка красотой могла затмить любую на земле. Огненно-рыжие кольца кудрей падали почти до самого пояса. Кожа цвета янтаря поражала гладкостью и отсутствием каких-либо изъянов. Казалось, что земные заботы никогда не касались этого прекрасного лица. Сквозь тонкую ткань туники едва проступали очертания тела, но и этого было достаточно, чтобы заявить о его совершенстве. Мужчина отличался стройной фигурой. Длинные тёмные волосы до плеч и борода ставили его в один ряд с обитателями этих земель, но манера держаться, а главное взгляд выдавали человека, далёкого от этих мест. Они стояли лицом к бледному солнцу и разговаривали, не глядя друг на друга. Хамсин попытался подслушать их беседу, но у него ничего не получилось. Стена, выложенная из прозрачного камня, не давала ветру проникнуть внутрь их мира. Девушка как будто почувствовала его желание, улыбнулась и протянула к нему руку. В стене образовалось маленькое отверстие, и небольшая горстка песка легла ей на ладонь. Теперь Хамсин был внутри и мог слышать всё.
— Зачем ты остановил бурю? — спросила девушка, рассматривая кучку песка у себя на ладони. — В полёте стихии есть что-то первобытное, есть сила. Зачем мешать тому, что должно случиться? Ты берёшь на себя Его обязанности? Пытаешься облегчить им жизнь? Ловко Он переложил на тебя то, чем должен заниматься сам. Думаю, Ему наскучило своё творение и теперь вся ответственность за их жалкие жизни ляжет на тебя.
— Они полюбят меня, — ответил мужчина задумчиво.
— Только сначала убьют, — пересыпая песок из руки в руку, продолжала девушка. — Зачем тебе это скопище мимолётных существований, дрожащих в тёмных домах от одной только мысли о смерти? Они барахтаются в жизни, полной отвратительного безумства, и боятся расстаться с ней, как с самым дорогим подарком судьбы. Им не нужен ни рай ни ад, им нравится безликая туманность, которую они называют разумом. Память о смерти преследует их по пятам. Она как время: идёт, но не удаляется, потому что не имеет конца. Твои усилия будут напрасны: ты не вытащишь их со дна страха за свою бесполезную жизнь.
— Затравленная душа больна, но это душа. Страдания выпадают на долю тех, кто обладает этим даром. Да, они несовершенны. Но это не вина их, а беда. Блуждание в потёмках не лучший способ отыскать правильный путь. Я дам им доносить старую одежду, а новую получат те, кто пойдёт за мной. Сначала последователей будет немного, но совсем скоро миллионы скинут с себя тряпьё прошлой жизни и облачатся в чистое. Они научатся любить.