Целый год он провел дома. Теперь Алексея больше никто не трогал, даже мать стала относиться с какой-то сдержанной опаской и уже не просила помочь по хозяйству или забрать близняшек из садика. Но тишина и относительная свобода уже не радовали. Целыми днями Леша сидел в своей комнате. Он раскладывал на столе книги и тетради, делая вид, что усердно корпит над учебниками и готовится к экзаменам, но мысли его были далеко, очень далеко.
Леша упорно пытался осмыслить, что же с ним произошло и как теперь с этим жить дальше. За что ему только досталось это наказание? Он проштудировал кучу литературы и о своей болезни знал почти все. Знал, что вылечиться окончательно для него практически невозможно. Шизофрения, словно хитрая тварь, может отступить на время, но караулит свою жертву, чтобы напасть в самый неподходящий момент. Вряд ли его жизнь теперь будет долгой и счастливой… Лишь одно решение он принял для себя твердо и окончательно: в больницу он больше не попадет, никогда и ни за что, как бы ни было плохо. Лучше бы уж просто умереть.
На следующий год Леша сдал экзамены экстерном и уехал в Москву. Документы он подал на философский факультет, хотя раньше мечтал о юридическом. Выбор, конечно, странноватый, но ему хотелось разобраться в себе, в сложных и запутанных отношениях человека с этим миром, а главное — понять, есть ли в жизни хоть какой-нибудь смысл?
В университет он действительно поступил, но почему-то особой радости от этого не испытывал. Будто перегорело что-то в душе…
Так началась новая, студенческая жизнь. В деньгах Леша не особенно нуждался: мать подкидывала, так что хватало даже на съем квартиры. Не бог весть что, конечно, убитая однушка в хрущевке на окраине, и от метро далеко, но спасибо и за это! Леша был рад возможности побыть в тишине, а главное — в одиночестве. И зеркала можно завесить… На всякий случай.
Он ходил на занятия, стараясь не пропустить ни одной лекции. Большую часть времени он проводил в университете, но держался особняком и ни с кем из сокурсников особенно не подружился. «Привет!», «Пока!», «Как дела?», «Нормально!» — вот и все общение. Леша все время жил в страхе, что кто-нибудь догадается о его диагнозе, о том, что он помечен им, будто позорным клеймом…
«Я не псих! Не псих!» — повторял он про себя, словно заклинание.
Но это не очень-то помогало. Приступы стали повторяться. Леша чувствовал их приближение по неизвестно откуда наваливающейся усталости, такой, что порой не было сил просто подняться, а главное — по отвратительному ощущению тоски и безнадежности.
И оно никогда не обманывало. Стоило выйти на улицу — и на него обрушивался поток незнакомых прежде звуков, запахов, ощущений… Он видел разноцветные ауры, окружающие людей, слышал тихий голос травы, пробивающейся через асфальт, и чувствовал страдания раздавленного дождевого червя. Это было мучительно, невыносимо, уже через несколько минут начинало казаться, что голова вот-вот разорвется, лопнет череп и его больной, исстрадавшийся мозг выплеснется наружу.
Леша старался переждать, пережить тяжелое время в одиночестве. Он закрывался в квартире и ложился на кровать лицом к стене. По опыту он знал, что дальше будет только хуже… Теперь незваных гостей становилось все больше и они появлялись не только из зеркала. Как только за окном темнело, они обступали его со всех сторон. Леша закрывал глаза, чтобы не видеть их, но это не помогало. Они разговаривали с ним наперебой, так что тихие голоса сливались в невнятное бормотание, он чувствовал прикосновение холодных, скользких то ли рук, то ли щупальцев и понимал, что они присасываются и вытягивают из него жизнь… Больше всего пугало то, что, когда они смогут закончить свое дело и уничтожат его окончательно, тот, другой, чье лицо он увидел когда-то в зеркале, займет его место. Ведь недаром он сказал: «Ты — это я!»
Хотелось кричать, бежать прочь, но Леша держался. «Это кончится! Это пройдет, надо лишь потерпеть немного…» — твердил он про себя.
После того как заканчивался очередной приступ, на короткое время Леша чувствовал прилив энергии. Он писал рефераты и курсовые, подолгу просиживал в библиотеке, готовился к семинарам… И ведь получалось! Преподаватели хвалили его, и даже профессор Стрешнев одобрительно кивал седой головой. Иногда Леша и сам начинал немножко гордиться собой.