— Это испытание, видимо, оказалось непосильным для старой машины, и двигатель «шестерки» заглох окончательно и бесповоротно.
— Все. Приехали. Дальше не двинемся! — объявил Влад.
— Ну и ладно, хватит. Больше и не нужно, — спокойно отозвался Глеб. — Можно начинать.
— Ага. Если только еще раз заведется! А то накроется наш пикничок медным тазом… Давайте выходите все, мне тут чуток поколдовать надо!
Влад долго возился с машиной, чертыхаясь себе под нос. Остальные стояли чуть поодаль, не глядя друг на друга, и покорно ждали. Разговаривать не хотелось. Да и о чем говорить сейчас? Зойка щурилась на солнце, смешно морща нос, хмурил белесые брови Леша, и губы его шевелились, словно он беззвучно разговаривал сам с собой, Глеб стоял, скрестив руки на груди… Только Марина казалась совершенно отрешенной от всего происходящего, словно заколдованная красавица в старом советском фильме. «Что воля, что неволя — все равно…»
Наконец Влад, довольно хмыкнув, объявил:
— Готово! Карета подана, можно садиться!
Так же молча все заняли свои места. Влад хозяйственно проверил, хорошо ли захлопнуты двери, просунул в окно какой-то шланг и, устроившись на водительском сидении, аккуратно заклеил щель скотчем. Помедлив несколько секунд, он повернул ключ в замке зажигания.
— Ну, родная, не выдай!
Словно отозвавшись на его слова, мотор покорно заурчал. Влад достал бутылку водки, ловко откупорил и спросил:
— Кто-нибудь хочет? Для храбрости.
Бутылка пошла по кругу. Пили молча, только Зойка закашлялась, глотнув обжигающей жидкости. В головах зашумело, перед глазами все стало плыть и качаться…
— Ну все, пора! Зажигаем, — напомнил Глеб.
— Учи ученого…
Влад выложил припасенные угли в небольшой железный подносик и ловко поджег. Салон автомобиля потихоньку начал заполняться едким сизоватым дымом. Дышать становилось все труднее с каждой секундой.
— Ничего, потерпите! Скоро уже, — Глеб откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Был страшный миг, когда воздуха не хватало. Алексей схватился за горло, словно пытаясь сбросить душащую удавку, тихо всхлипнула Зойка, Маринка застонала сквозь стиснутые зубы… Вокруг почему-то начало темнеть, и солнце в небе подернулось плотной дымкой. Потом все погасло.
«Так вот как умирают… — успел подумать Глеб, прежде чем окончательно провалиться в темноту. — Кажется, теперь все, конец!»
Но это был еще не конец.
Никто не знал, сколько времени прошло с тех пор, как на лесной поляне пятеро молодых людей сели в старый автомобиль, чтобы свести счеты с жизнью. Может, вечность, а может, мгновение…
Темнота понемногу рассеялась, и они с удивлением обнаружили, что не умерли. Они сидели в той же машине, но теперь она ехала как будто сама по себе. Вокруг не было видно ни-че-го — ни земли, ни неба, только плотная сероватая пелена. Так бывает, если самолет входит в слой густых облаков, и даже летчикам приходится ориентироваться только по приборам.
Всем стало очень страшно. Что ждет их там, в конце пути? Или конца ему не будет вовсе и они обречены до скончания вечности нестись непонятно куда? Совсем недавно казалось, что все кончено, тревоги и печали остались далеко позади, а теперь вместо успокоения, вечного небытия — снова страх и тяжелое чувство непоправимости произошедшего.
— Н-да, попали, — протянул Влад, — не думал, что так получится.
— Хочешь назад повернуть? — сузив глаза, спросил Глеб.
Влад оторвал руки от руля, поднял вверх, словно собирался в плен сдаваться.
— Если бы и хотел, все равно не могу! Видишь — сама едет… Ни руля не слушается, ни педалей. Хоть на газ, хоть на тормоз жми — один черт.
Зойка дрожала так, что ее зубы стучали.
— Ой, что же это такое… Что с нами будет теперь… — повторяла она.
— Да успокойся ты, без тебя тошно! — резко, почти зло оборвала ее Маринка.
Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась.
— И мама плакать будет, — пискнула она, утирая слезы пухлой ладошкой, — жалко ее…
— Нашла время! Раньше надо было про маму думать, — отрезала Марина, но в лице ее что-то дрогнуло, и показалось, что она сама вот-вот заплачет.
— Ну зачем ты так! — Леша укоризненно посмотрел на нее. — Видишь, плохо человеку?
— А кому хорошо? — огрызнулась Маринка, и ее глаза сверкнули нехорошим стальным блеском. — Мне? Тебе? Или вон ему? Тоже мне, исусик нашелся! Утешитель хренов.