— Желаеши ли сподобитися ангельскому образу и вчинену быти лику инокующих?
— Ей, Богу содействующу, Владыка святый!
— Претерпишь ли всякую тесноту и скорбь иноческаго жития царствия ради небеснаго?
Вопросов было много — и про целомудрие, и нестяжание, и про послушание игуменье… Безвестный автор древнего обряда, кажется, все предусмотрел! Наконец настал самый торжественный момент — собственно пострижение. Все чувствовали, что после него пути назад уже не будет…
По обычаю архиепископ нарочно ронял ножницы, их нужно было поднять в знак того, что уходишь из мира добровольно. Марина очень волновалась, но первые два раза справилась вполне успешно, а вот на третий случилась неожиданная заминка. Казалось, что самый воздух стал плотным, осязаемым и рука натыкается на невидимую преграду.
Собравшись с силами, Марина всем телом рванулась вперед — и преодолела сопротивление!
Сразу стало легко. Тело как будто утратило грубую земную тяжесть, и на секунду Марине показалось, что она вот-вот воспарит. Щелкнули ножницы, и на пол упали длинные пряди черных волос. Глядя на них, Марина всем сердцем, всей душой ощущала, что она — прежняя — умерла, зато родилась для новой жизни.
— Потом, когда сестры и прихожане по очереди подходили поздравить ее, на вопрос «Как тебе имя, сестро?», гордясь и радуясь, она впервые отвечала:
— Феодора…
Первые полгода в монастыре прошли как один день. Но однажды матушка Агриппина позвала ее к себе в келью и объявила о новом послушании — ухаживать за больными в хосписе, что недавно выстроил Иван Петрович. Тогда Феодора даже не знала, что это такое… Она чувствовала себя праматерью Евой, изгнанной из рая, и, с трудом сдерживая слезы, спросила:
— За что, матушка? В чем согрешила?
— Не «за что», а «чего ради», — спокойно ответствовала матушка. — Кому, кроме тебя, могу такое доверить?
И Феодора смирилась. Поначалу, конечно, было тяжело. Все виделась мамина голова на больничной кровати, ее изможденное лицо и почти высохшее, истаявшее тело… Бывало, она плакала ночами, жалея своих подопечных, и неустанно молилась за них. Легче было привыкнуть к виду физических страданий, гноящихся язв и пролежней, чем к той бездне отчаяния, что поглощает человека без остатка, и это когда впереди остается совсем немного времени для того, чтобы подготовиться к переходу в вечную жизнь!
В который раз удивлялась Феодора, как же трудно жить без Бога! К старости человек еще мягчеет душой, становится мудрее, да и страсти мирские терзают меньше, суетные желания отступают, и остается еще время, чтобы увидеть ясный свет — там, впереди… Но умирать молодым, когда впереди еще так много, кажется ужасно обидным и несправедливым. Многие впадают в грех отчаяния, и трудно достучаться до их разума, занятого лишь жалостью к себе, и до испуганной, мятущейся души.
Феодора вспомнила Таню — совсем молодую девушку, что поступила в хоспис недавно, недели две назад. Бедняжка…
Узнала о своей болезни, когда сделать уже ничего было нельзя. Болезнь протекала незаметно и, когда спохватились, перешла уже в четвертую стадию. Большую часть времени девушка теперь либо дремлет, одурманенная успокаивающими и обезболивающими препаратами, либо плачет — тихо, жалобно и безутешно. Просто сердце разрывается при взгляде на нее…
Таню Феодора особенно жалела и однажды, как могла, попыталась утешить ее:
— Не плачь, лучше попробуй помолись — легче станет! А хочешь — батюшку позову?
Таня отчаянно замотала головой. Откуда только силы взялись!
— Нет, нет, не надо, пожалуйста!
Феодора даже отступила на шаг назад от изумления. Вокруг Тани она увидела что-то странное, нехорошее. Словно серый туман окутал тонкую девичью фигурку, еле проступающую под одеялом, и она постепенно таяла, пропадала в нем… Видно, бедняжку гложет не только физический недуг, но и воспоминание о чем-то плохом, — скорее всего, о грехе, совершенном в прошлом. Феодора присела рядом с ней на кровать, поправила растрепанные волосы, провела по лбу прохладной ладонью.
— Не бойся, Господь простит! — тихо сказала она.
Но Таня упрямо качала головой.
— Меня не простит. Сама себя простить не могу.
Феодора недоумевала. Непонятно было, что ж такого смогла натворить эта милая, интеллигентная девочка. Вроде бы давно миновали те лихие времена, когда мальчики массово шли в бандиты, а девочки — на панель. Те, кто сумел выжить, остепенились, взялись за ум, а подрастающие стараются получить образование, устроиться на хорошую работу, сделать карьеру… До болезни Таня работала в крупной компании, ее жизнь была интересной и наполненной: она путешествовала, занималась спортом, были у нее и друзья, и любимый человек… Правда, в хоспис к ней почему-то приходила только мама.