Но вдруг он обеднел, и пришлось ему уменьшить корм обезьянам. Боясь, что вся стая выйдет из повиновения, сначала он их обманул:
– А что, если стану давать вам утром по три каштана, а вечером по четыре?
Но тут все обезьяны поднялись в гневе.
– А что, если стану давать вам утром по четыре каштана, а вечером по три? – сразу же переспросил он.
И все обезьяны обрадовано легли на землю.
Как-то одному писцу очень захотелось золота. Утром пораньше надел он платье и шапку, отправился на базар. Подошёл прямо к меняле, схватил золото и кинулся прочь. Поймав его, стражник спросил:
– Как мог ты украсть чужое золото? Ведь кругом были люди?
– Когда я брал, никого не заметил, видел лишь золото, – ответил писец.
Конфуций любовался в Люйляне водопадом; струи спадают с высоты в три тысячи саженей, пена бурлит на сорок ли. Его не могут преодолеть ни кайманы, ни рыбы, ни черепахи. Заметив там пловца, Конфуций подумал, что тот с горя ищет смерти, и отправил своих учеников вниз, чтобы его вытащить. Но тот через несколько сот шагов вышел из воды с распущенными волосами, запел и стал прогуливаться у дамбы.
Конфуций последовал за ним и сказал ему:
– Я принял тебя за душу утопленника, но вгляделся: ты – человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли секретом, как ходить по воде?
– Нет, – ответил пловец. – У меня нет секрета. От рождения – это у меня привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба. Вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не навязывая ей ничего от себя.
– Что означает «от рождения – это привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба?» – спросил Конфуций. – Я родился среди холмов и удовлетворён жизнью среди холмов – такова привычка; вырос на воде и удовлетворён жизнью на воде – таков характер; это происходит само по себе, и я не знаю почему – такова судьба.
Ле-цзы сказал:
– Полный красоты – горд, полный сил – необуздан, с ними нельзя говорить об учении. Поэтому пока не поседеют, с ними не стоит и говорить об учении, а ещё менее – о его осуществлении. Необузданному люди не могут советовать. Если же люди не могут ему советовать, то он остаётся одиноким, без помощников. Умный полагается на людей, поэтому и в старости не дряхлеет, знания у него исчерпывающие, и беспорядков не возникает. Трудность управления царством не в том, чтобы самому быть умным, а в том, чтобы находить умных.
Вдоль всего плетня, окружавшего птичий двор, расселись ласточки, беспокойно щебеча друг с другом, говоря о многом, но думая только о лете и юге, потому что осень стояла уже у порога – ожидался северный ветер.
Однажды они улетели, и все заговорили о ласточках и о юге.
– Пожалуй, на следующий год я сама слетаю на юг, – сказала курица.
И вот минул год, ласточки вернулись, и они снова расселись на плетне, а весь птичник обсуждал предстоящее отбытие курицы.
Ранним утром подул северный ветер, ласточки разом взлетели и, паря в небе, почувствовали, как ветер наполняет их крылья. К ним прилила сила, странное древнее знание и нечто большее, чем человеческая вера. Высоко взлетев, они оставили дым наших городов.
– Ветер подходящий, – сказала курица, расправила крылья и выбежала из птичника.
Хлопая крыльями, она выскочилана дорогу, сбежала с насыпи и попала в сад.
К вечеру, тяжело дыша, она вернулась обратно и рассказала обитателям птичника, как летала на юг до самой большой дороги и вдела величайший в мире гюток повозок. Она была в землях, где растёт картофель, и видела питающие людей злаки. И, наконец, она попала в сад. В нём были розы, прекрасные розы, и там был сам садовник.
– Потрясающе, – сказал весь птичий двор. – И как живописно рассказано!
Прошла зима, прошли тяжёлые месяцы, началась весна нового года, и опять вернулись ласточки. Но птичий двор ни за что не соглашался, что на юге – море. «Послушайте нашу курицу!» – говорили они.
Курица теперь стала знатоком. Она-то знала, как там – на юге, хотя даже не ушла из городка, а просто перешла через дорогу.
Не имеющее начала, но постоянно рождающее – это путь. Когда рождённый живым не гибнет преждевременно, хотя и смертен, – это постоянство; когда рождённый живым гибнет преждевременно, – это несчастье. То, что облада-ющий началом неизменно умирает, – это закон пути. Когда смертный умирает по своей вине, хотя срок его жизни ещё не закончился, – это постоянство; когда смертный живёт – это счастье. Поэтому жизнь, не обладающая назначением, называется путём, и конец жизни, обрётенный с помощью пути, называется постоянством; смерть, обладающая назначением, также называется путём, и смерть преждевременная, обретённая с помощью пути, также называется постоянством.