— Ах, простите! Я теряю голову.
— Ничего… Это ничего! — коротко говорит она. И гладит его по руке. А в глазах ее дрожат слезы. У ворот усадьбы шарабан останавливается. Нелидов молча, как-то поспешно целует руку Мани.
Он угас совсем. Он холоден. Он даже не обещает вернуться завтра.
Она долго слушает стук колес по дороге…
Конечно, это хорошо, что он уехал. Разве возможно после таких минут ужинать, вести банальные разговоры? Если б только одно ласковое слово! И не это чуждое вы… Если б один только робкий поцелуй… Нежный… как целовали ее Штейнбах и Ян.
Белая фигура Сони выплывает внезапно из тьмы.
— Маня… Ты? А мы-то ждем. Ты никак… О чем ты плачешь? Милая…
Обхватив шею подруги, Маня рыдает на ее груди. Рыдает так страстно, как богач, которого ограбили в сладком сне. И который проснулся нищим.
— Маня, — ночью говорит Соня, подымаясь на постели. — Ты плачешь опять? Не притворяйся! Почему ты не хочешь открыть мне свою душу?
Босиком она переходит комнату, откидывает простыню и ложится рядом.
Тело Мани до сих пор горит, как в лихорадке. И болит. Но душа ее болит еще сильнее. Смятение гонит сон, хотя она так измучена. Так жаждет покоя…
С благодарностью она обвивает рукой шею Сони, прижимается к ее лицу и плачет громко. С наслаждением плачет. И теперь ей легче.
— Манечка… Что было между вами? Скажи… Скажи…
— Все, Соня!.. Все…
Соня понимает не сразу. Слишком ясна ее собственная душа.
Вдруг она инстинктивно отодвигается. Между ними стоит стена. Выше каменных стен. И теперь уже трудно слиться душой.
— Маня… Как это случилось? Так скоро?
— Он меня не спрашивал… Он взял меня, как свою собственность…
— Это ужасно… Постой! Дай мне опомниться… И ты не возмутилась?
— Я? Как я могла возмутиться? Значит, так надо…
— Ах, Маня, Маня! Неужели я в тебе обманулась? У тебя нет гордости!
— Должно быть, ее не бывает, когда любишь.
— Постой! Теперь я догадываюсь, о чем ты плакала. Помнишь, у Надсона? «Только утро любви хорошо…» У вас его не было. Правда?
— Не было, — звучит в ответ.
Этот голос так странен, так жалок… Точно раздвинулась высокая стена между ними. И Соня видит одинокую, непонятую душу женщины.
— Как жаль! Что может быть лучше поэзии первого сближения? Тут что-то обидное. Прости, Манечка. Но ведь все-таки по-своему он тебя любит?
— Нет… Соня… Нет!
Режущий душу, покорный и жалкий голос бросает Соню в холод.
— Как нет? Бог с тобой! Что ты говоришь? Разве… разве это делается без любви?
— Он меня не любит, Соня. Я это знаю. Я это чувствую. Я не умею… Не могу тебе всего объяснить… Но я знаю.
Долгая пауза. Маня глубоко и редко всхлипывает, как много плакавшее, обиженное дитя.
— Как странно! — говорит Соня шепотом. — Я думала, что ты счастлива!
Маня быстро садится на постели.
— О, да… да… Нет женщины счастливее меня, Соня! Не жалей. И не удивляйся! Объяснить это невозможно. Видишь ли? Я ничего… ничего не понимала до встречи с ним. Я не жила. Жило и наслаждалось мое тело, мои нервы, моя кровь. Но душа молчала. Как молчит цветок. А нынче… Когда он обернулся ко мне и взял мои руки… Ах!.. Мне казалось, что я умираю. Соня, Соня… Отчего у меня нет слов? Нет красок? Были минуты, когда мне казалось, что я сильнее его… что это мое маленькое дитя. Моя душа звучала, Соня… Ах? Все это не так вышло, как я мечтала. У меня были такие светлые мечты. Но. если ему нужно мое тело, пусть берет! Мне ничего не надо самой. Я думала только о нем. За его наслаждение я готова даже умереть.
— Ничего не понимаю! — с безнадежным жестом срывается у Сони. — О чем же ты плачешь опять?
— Оттого, что я люблю одна. Люблю его душу. Люблю его радость. А он любит только мое тело…
— Почему ж ты это знаешь? — допытывается с темной тревогой Соня.
Маня смолкает, спрятав лицо в подушку.
— А Штейнбах? — слышится через минуту робкий шепот.
Плечи Мани вздрагивают. Но она молчит.
— Ради Христа, ответь, Манечка!
— Соня! Мне тяжело вспоминать… Я хотела бы вычеркнуть его из моей жизни.
— Это ужасно!
После долгой паузы Соня настойчиво спрашивает:
— А Штейнбах любил тебя?
— Да… О, да… — словно вспомнив что-то, шепчет Маня тихо и нежно. — Он меня любил…
Через час они еще не спят. Обе взволнованные, обе разбитые.
Вдруг Соня, как бы продолжая разговор, спрашивает, глядя перед собой с сдвинутыми бровями:
— Маня… Скажи мне… Как ты узнала, что он тебя не любит?
И в ответ слышит загадочные слова: