И садится поодаль.
— Вас видел кто-нибудь, как вы шли сюда? — быстро спрашивает она. И в глазах ее мольба.
— Господин Нелидов играет в шахматы с Федор Филипповичем в кабинете.
— Вы его видели? Видели?
— Он меня не видел. Я прошел мимо.
— Он вас ненавидит, Марк. Он вас ненавидит.
— Я это знаю…
— Зачем вы приехали? Зачем?
— Это жестоко, Маня. Я хотел вас видеть.
— Нам не надо встречаться! Если вы меня любите, постарайтесь не попадаться на моей дороге… Он ревнует. Он никогда не простит. Я его потеряю.
Штейнбах молчит.
— Что вы думаете? Марк… Почему вы молчите?
Она робко кладет пальцы на его рукав. Он тихонько завладевает ее рукой. И целует ее пальцы один за другим, медленно и сладострастно вдыхая в себя запах ее тела.
Она начинает дрожать.
— Марк… умоляю вас… Если вы меня любите, Уйдите! Забудьте обо мне! Нам тесно втроем на свете, Марк! Поймите! Я между вами двумя страдаю невыносимо. Я себя не понимаю. Вчера я забыла о вас. Вы для меня не существовали нынче. Сейчас, когда вы вошли, я вас ненавидела. Теперь…
Он перевертывает ее руку и целует ее ладонь.
— Не могу! Уйдите! — говорит она, задыхаясь. — Я не знаю, что в вас тянет меня к вам… неодолимо. Уйдите! Я не могу… Я вся дрожу… Но я вас не люблю. И вы это знаете…
— Это все равно, Маня. Теперь это все равно.
— Оставьте мою руку! Постойте! Вы уедете? Да? Вы благородный, Марк… Великодушный. Вы уедете! Иначе все погибнет. Я не могу больше жить между вами двумя…
— Вы отдались ему? — чуть слышно спрашивает он.
— Да… да… да…
Она вырывает руки и прячет в них лицо. Плечи ее согнулись, как будто она хочет исчезнуть. Уши и край щеки горят.
Вдруг она чувствует, что рука его коснулась ее волос. Мягко гладит ее голову.
— Я разгадал вашу тайну давно. Из первых слов Сони, когда вернулся. Из ее растерянного лица. Из вашей беспощадной жестокости в тот вечер…
— Вы? Вы угадали? — Она глядит на него большими глазами. — Почему же тогда…
Он тихо смеется.
— Неужели это могло изменить мое чувство к вам? Разве вы не остались тою же? И разве есть такая сила в мире, которая могла бы стереть прошедшее?
— Я поставила на нем крест. Да, да… Клянусь вам, Марк! Между нами все кончено теперь. После того, что я пережила с другим… Нет, я не скажу больше ничего! Не глядите на меня… Ничего не скажу. Но я уже не буду мечтать о вас теперь, как мечтала раньше. Я счастлива… И вы должны уйти, Марк. Вам больше нет места в моей жизни.
Он выпускает ее руку и остается неподвижен.
Его плечи сгорбились. Голова опущена на грудь. Веки полузакрыты.
«Совсем Гейне», — думает она.
Но ей не жаль его. Нет. Она видит его уши, веки. Она совсем его не любит.
— Хорошо, — говорит он тихо, не глядя на нее и не меняя позы. — Я подчинюсь. Я исчезну…
— Марк!
Растроганная, она кладет руку на его плечо. Он поднимает голову и смотрит ей прямо в глаза.
— Но вы дадите мне слово, что… если он отречется от вас, вы позовете меня.
— Он? Отречется? За что?
— Мы часто отвечаем за чужие грехи. В Писании сказано: «Кровь Его на нас и на детях наших до седьмого колена!..»
Звуки смолкли. Но она долго еще слушает. Душой слушает эти загадочные слова. Полуоткрыв рот, расширив глаза. Как бы вникая в их темный смысл.
Вдруг струя холода бежит по ее телу.
— Марк… — слабо лепечет она.
— Маня… Дитя мое… Вы сейчас слышали шаги судьбы. Судьбы неизбежной и одинаковой для нас обоих. Пусть вы любите не меня! Оставьте мне маленький уголок в вашей жизни! Не будьте так жестоки. Вы богачка. Вас просит нищий. Я бросаю мою любовь вам под ноги. Топчите ее, если нельзя иначе. Но не отрекайтесь от меня!
Она встает, полная тоски и тревоги.
Звуки гонга разносятся по парку. Обед ждет.
Он медленно идет за нею по аллее.
Вдруг Маня останавливается. Вдали, в конце аллеи, она видит Нелидова. Правда, на одно мгновение. Видит его жест изумления, надменное выражение, тесно сжатые губы… Он шел к ней…
Теперь все кончено. Исчез.
Она кричит, как раненое животное, и бежит вперед.
На террасу Штейнбах входит медленно, задумчивый, подавленный. И взгляд его падает на Нелидова. Наконец!
Нелидов говорит с дядюшкой. Но тут он мгновенно теряет самообладание. Он бледнеет так сильно, что Дядюшка оглядывается.
— Вы незнакомы, господа? — спрашивает он, поднимая брови.
— Мы встречались, — холодно говорит Штейнбах, кланяясь издали и слегка приподнимая панаму.
Нелидов надменно кивает головой, не трогаясь с места.