— Говори, Лянлян. Я не стану ругать тебя.
— Как ведает государь, этой рабе ничего не нужно, кроме процветания Ся. Но не все чиновники единодушны с нею.
— О-о... — протянул ван, настороженно приподнимаясь на локте. — Неужели?
Несмотря на обильную выпивку, правитель выглядел окончательно протрезвевшим. Эта коварная женщина умело коснулась самого чувствительного места! Третий ван Ся считался человеком подозрительным. Он многое прощал своим придворным и чиновникам, но никогда не спускал с рук даже малейшего намёка на неблагонадёжность.
— Хоу Цю осуждает последние решения государя. И этой рабе больно слышать такое…
— Цю Хуа… этот старый лис? — ван Ся в задумчивости почесал редкую бороду и вдруг обратился к евнуху Гу, неподвижно стоящему у двери. — Видишь, мой драгоценный евнух? А ты говорил мне о верных подданных! Вокруг сплошные змеи, норовящие ужалить твоего господина.
— Это всего лишь слухи, — заметил евнух Гу.
Защищать хоу Цю он не собирался, но и оговаривать главу одной из самых богатых столичных семей крайне глупо. Чем думает наложница Вэнь? Впрочем, в словах этой женщины нет ничего удивительного — старая вражда между Вэнь и домом Цю давно проросла, словно рисовое зерно и начала приносить плоды в виде мести.
Хоу Цю имел неосторожность примкнуть к чиновникам, осуждающим военные таланты хоу Вэня. Недовольных тогда возглавил родной брат вана — Ся Чжункан. И где он сейчас? Отослан на север, в Дицю, охранять там границы, вовсе не требующие присмотра ввиду близости высокогорных хребтов Фуню.
— Евнух Гу одобряет неуважение подданных к государю? — едко поинтересовалась наложница Вэнь. — В доме хоу Цю собираются столичные чиновники. Они обсуждают указы и размышляют об их пользе. Хороший чиновник — благо для народа. Но если он позволяет себе осуждать правителя, в чём тогда благо?
Лицо вана Ся помрачнело. В словах наложницы Вэнь государь уловил тот самый намёк на неблагонадёжность.
— И что предлагает моя наложница?
— Да простит меня государь! Но эта раба считает, что лучше выполоть гнилой корень, чем дать всем всходам погибнуть.
Евнух Гу внутренне содрогнулся, но не смог произнести ни слова, пораженный тем, с какой лёгкостью распутная женщина решала судьбу одного из самых заслуженных вельмож столицы. Семья Цю пожертвовала зерно из своих хранилищ и три ящика цзиньбэй, чтобы помочь страдающему от проливных дождей народу. Однако все заслуги перечёркнуты теперь огульными словами наложницы Вэнь.
— Евнух Гу, возьми бумагу, кисть и тушь!
Третий ван Ся легко впадал в гнев. Поэтому указ об аресте хоу Цю был не только написан этой ночью, но и заверен государственной печатью. Евнух Гу держал лист бумаги, словно пришедшую в ярость гадюку — с опаской и большим смятением в душе.
— Отнеси указ дворцовым стражам, — распорядился ван Ся, устало откидываясь на подушки.
И поскольку государь почти мгновенно захрапел, наложница Вэнь провела евнуха Гу до самой двери спальных покоев.
— Ты хотел что-то сказать мне, евнух Гу? — с присущей всем женщинам проницательностью поинтересовалась она.
— Достопочтенная наложница, стоит ли сейчас нападать на одного из богатейших людей Янчэна?
— Смеешь вставать на пути? — с неожиданной злобой прошипела та, вцепляясь ему в кисть длинными ногтями. — Не жди пощады только из-за того, что однажды привёл государя в мою купальню!
— Но разве наложница Вэнь не желает беззаботной жизни для себя и своего сына? — евнух Гу с трудом освободился от чужих пальцев.
Кожу чувствительно саднило. Эта женщина не рассчитала силы, берясь за его руку. Глупая! Кто добровольно пробивает дно у лодки, плывя по реке? Но он больше не станет вмешиваться. Не умеющий слушать, сам себя загонит в болото.
— Знай своё место, евнух Гу!
— Пусть достопочтенная наложница не гневается. Прошу прощения, если по неосторожности обидел её!
Он поклонился, как можно ниже. Удовлетворённая его покорностью, наложница Вэнь вернулась к спящему вану и принялась развязывать пояс на своём платье, не обращая внимания на евнуха. Не дожидаясь ещё большего бесстыдства он вышел, плотно притворив за собой дверь.
Указ правителя неприятно оттягивал руку. Но на сердце было ещё тяжелее. Скромный по весу бумажный свиток таил в себе чьи-то пытки, а возможно и саму смерть. Он, скромный дворцовый евнух, станет мрачным вестником, зовущим души к Жёлтым источникам. И всё это из-за прихоти одной мстительной женщины из гарема правителя!
Неужели небеса ничего не знают о справедливости?
[Жёлтые источники — образное определение мира мёртвых, загробного мира]
Глава 15: Женские преимущества
Знайте, как использовать все свои преимущества.
Это и называется силой.
В этом сером, унылом мире иногда прекращались дожди! Ань Син с облегчением смотрела на рваные тучи над головой — окрепший ветер раздвинул их в стороны, обнажая за тускло-серой пеленой насыщенную синь.
Люди, потерявшие жилища в Великой долине, столпились возле наспех организованной кухни. Несколько бойких слуг варили и раздавали рис — десятки грязных ладоней, больших и совсем маленьких, тянулись за глиняными плошками с едой. Это всё, что она могла сделать, не вмешиваясь грубо в жизнь смертных.
Генерал Ань долго спорил прежде, чем согласиться. Но замеченные поблизости девятихвостые лисы так и не появились, а возвращаться на Девять Сфер без нужных Богу войны сведений он не мог. Второе препятствие в виде хозяина этого заведения Ань Син обошла быстрее, предложив тому несколько своих колец. А поскольку ничего нет в Трёх мирах лучше небесного нефрита, упрямство смертного было сломлено.
Так вблизи постоялого двора появилась кухня для беженцев, где рис варили прямо под навесом, раздавая готовую кашу из больших чанов.
Измотанные длительным переходом люди получили горячую еду, а генерал Ань возможность незаметно наблюдать за толпой. Девятихвостые лисы не нуждались в человеческой пище, но все равно любили скопления людей. В таких местах проще воровать чужую ци.
Обычно генерал сидел на открытой террасе, прилегающей к гостевому дому, пил чай и незаметно поглядывал на уличную кухню. Сегодня на его месте волей случая оказалась Ань Син — отец с двумя асурами ушёл на север в надежде наткнуться на свежий лисий след.
В её чашке медленно остывал крепкий зелёный чай, а на пёстрой тарелке ждали своего часа закуски. Хозяин постоялого двора баловал гостью разнообразными пирожными, видимо полагая, что сладости обрадуют сердце любой женщины.
Как небожительницу, еда и напитки смертных Ань Син интересовали мало. Она могла есть и пить, но совершенно не нуждалась в этом. Тело бессмертного питалось за счёт изначальной искры, наполняющей дух, а духовные силы укреплялись благодаря внешней ци — поглощённая и очищенная, энергия окружающего мира заполняла нижний даньтянь и меридианы. Ань Син могла в мгновение ока перемещаться на тысячи ли, не спать и не испытывать усталости.
Но что толку от всех умений, если ты не в состоянии приблизиться к тем, кого считаешь самыми близкими и важными для тебя? Образы Инь Сянхуа и Фан Синюня никак не шли из головы, мешая состредоточиться. Беря чашку, Ань Син угодила пальцами в чай. Брезгливо стряхнув янтарные капли, она потянулась за шёлковым платком, спрятанным за поясом и… почувствовала на себе чужой взгляд.
На неё в упор смотрела невысокая дева, стоящая возле уличной кухни для беженцев. Она мало, чем отличалась от остальных — истрепанные штаны, хлопковая рубашка, короткая шерстяная накидка, измазанные в глине и наверняка насквозь промокшие войлочные туфли на неудобной высокой подошве. Чужеродность незнакомки Ань Син определила совсем по другим признакам. Узкие, сильно раскосые глаза в обрамлении длинных ресниц, острый нос с тонкой переносицей, тёмно-красные губы, напоминающие перезрелый боярышник.
Рука Ань Син замерла на половине пути, так и не дотянувшись до платка за поясом. Она узнала незнакомку! Уже виделась с ней в прошлой жизни и была должна той за искреннюю преданность, благодаря которой удалось сбежать с Кушань — мрачной горы между мирами, где обосновались изгнанные с небес асуры.