Передохнув, Шучэн осторожно поднялась на ноги и потёрла онемевшие колени. Слава небожителям, она ещё может ходить. Повезло. Потому что ни один человек, не обладающий хорошими духовными корнями, не вынесет многочасового стояния на холодной плите под мелким, пронизывающим насквозь дождём.
Точно повезло… а, быть может, спасли амулеты?
Шучэн с благодарностью погладила подаренный первым дядей нефритовый браслет. Глава острова Пэнлай знал толк в духовной защите. Его невзрачный подарок неизменно согревал сердце, питая надежду на лучшие дни.
Однажды болезнь отступит и её перестанут звать бесполезной, позором клана Снежной горы.
Пальцы соскользнули на морские ракушки, нанизанные на тонкий шнур. Ещё один дар… но от неизвестного мальчика, имя которого Шучэн так и не узнала. Бывают встречи, забывающиеся быстро — не оставляющие в памяти никакого следа. А бывают входящие в сердце острым шипом, что застревает там навсегда, тревожа разум. Мальчик из пышно цветущего сада третьего вана Ся, залитого ярким солнцем, был именно такой занозой.
Хромая, Шучэн добралась до кровати и с удивлением обнаружила мирно спящую Тун. Служанка свернулась калачиком, напоминая вымотавшуюся за день хозяйскую кошку, которую слишком жалеют, чтобы наказывать. Кто бы ещё, кроме неё позволил себе спать здесь?
Шучэн потрясла беспечную деву за плечо и, не дождавшись ответа, решила переодеться сама. Дорожные узлы Тун давно разобрала, развесив наряды на деревянную стойку.
Там, под ворохом изысканных платьев, обнаружился простой мужской наряд. Из украшений на нём была лишь узкая вышивка на воротнике-стойке: голубые стежки на светло-сером хлопке — ущербные луны в обрамлении мелких цветов. Работа самой Тун.
Шучэн быстро переоделась, оставив мокрое измазанное грязью платье прямо на полу, и принялась вытирать волосы. Сейчас ей вспомнился не только улыбающийся мальчик из прошлого, дарящий браслет из раковин каури на счастье и удачу. Но и тот, кто согрел теплом своей накидки этой ночью. Фан Синюнь. Если она не ошиблась в иероглифах на слух, его имя переводилось, как «любимец судьбы».
Зачем она понадобилась «счастливчику» из Небесного клана? Шучэн налила чай — Тун постоянно держала свежий на жаровне, и попыталась согреться. Куда хуже было, то, что слова Фан Синюня накрепко застряли в голове, не давая покоя.
«Как благородный и праведный человек может оставаться равнодушным, видя чужие страдания?» — спросил он. Это прозвучало, словно укор или прямое обвинение!
— Да кто ты такой… — с досадой прошептала Шучэн и по неосторожности пролила чай на руку.
Кожа, там где горячий напиток коснулся пальцев, покраснела. Однако боли она не почувствовала — слишком много холодной ци собралось в теле. В таком состоянии можно умереть, ничего не заметив. Шучэн улыбнулась неясному отражению в чашке.
А ведь, Фан Синюнь прав. Не может благородный, а тем паче праведный человек оставаться равнодушным к чужим страданиям. Если принять это за абсолютную истину, то второй дядя… злодей! Он не просто мучит несчастную пленницу, закрытую в сырой пещере под Сюэшань, но проявляет изощрённую жестокость к родной племяннице.
«У того, кто оставил тебя здесь, нет сердца…»
Да, Фан Синюнь прав! Представив себя на месте той девы, Шучэн зябко передёрнула плечами. Тёплый чай, проникший в желудок, быстро отогревал тело, но в душе по-прежнему шёл проливной дождь — безжалостный в своем постоянстве, не по-весеннему холодный.
Если она, дочь гуна Дицю и племянница третьего вана Ся, станет пренебрегать человеческими жизнями, не будет ли похожей на бездушного второго дядю и такую же мать? Они всегда зовут её никчемной и бесполезной. Разве эта ночь не лучшее время доказать, что они ошиблись на её счёт? И дело не в слабом теле, а в желании идти по праведному пути?
Шучэн осторожно поставила чашку на столешницу, боясь потревожить всё ещё дремлющую служанку. Возникшее желание походило на взошедшую на полуночном небе луну, слепящую глаза своим совершенством.
Как благородный и праведный человек, она не оставит в беде ту, что больше неё самой нуждается в помощи!
Шучэн схватила нож для нарезания фруктов и выскользнула за порог, вдруг осознав — временная хромота прошла бесследно. Что стало причиной настолько чудесного исцеления? Она коснулась пальцами правого колена — болело, но терпимо. Точно так, как следы от палок, которыми её били в отцовском доме по приказу матери.
Сюэшань затянуло непроницаемой пеленой мелкого дождя — запрокинув голову, Шучэн некоторое время рассматривала неясные очертания горы. Совсем рядом бойко перекликалась с шепотом дождевых капель вода, устремляющаяся вдоль Тропы духов. Она безошибочно нашла узкую дорожку, ориентируясь на слух. Положила вспотевшую от волнения руку на первую жердь, огораживающую жёлоб, и начала неспешный подъём.
Место, где нога провалилась в незаметную с первого взгляда полость, Шучэн нашла не стразу — пришлось воспользоваться хочжэцзы. Сбросив колпачок, она старательно подула внутрь, воспламеняя фитиль. В колеблющемся жёлтом свете удалось разглядеть вымоину, уродующую рукотворный жёлоб. Вода частично просачивалась туда, но остальной ручеёк продолжал стекать с горы.
[хочжэцзы — нечто вроде зажигалки; подул внутрь — зажёг]
Закрыв хочжэцзы колпачком, Шучэн сделала шаг в сторону, оставляя тропинку за спиной, и… вновь провалилась в бездонные недра Сюэшань. Но на этот раз она была готова к падению — сжавшись в комок, закрыла руками лицо и голову.
Несколько раз ударившись плечами и спиной о каменистые выступы, Шучэн порывисто выдохнула и опустилась на четвереньки. Её старые следы хорошо прощупывались в собравшейся здесь за долгое время пыли. Неспеша она продвигалась вперёд, к неприметной расщелине, в которой виднелся свет.
На этот раз пленница выглядела уснувшей. Осторожно осмотревшись, Шучэн приблизилась к деве и коснулась плеча, получив в ответ очень внимательный взгляд.
— Ш-ш… — она приложила палец к губам. — Я пришла помочь тебе.
— Если хочешь помочь — поторопись… Они близко.
Не спит? Неожиданный ответ пленницы заставил Шучэн болезненно вздрогнуть — натянутые нервы и без того напоминали тетиву лука, готовую выпустить стрелу по врагу. Но вместо страха она испытывала азарт. Так случалось всякий раз, когда удавалось вопреки запрету матери сбежать в город.
Собственная дерзость опьяняла, даря ощущение свободы.
Шучэн в спешке провела ножом по верёвке, стягивающей чужое запястье. Один, второй раз… На третий верёвка поддалась её усилиям. Пленница освободила руку и, перехватив у Шучэн нож, освободила второе запястье. А потом настороженно прислушалась.
— Подожди меня здесь.
— Т…ты куда? — растерянно бросила Шучэн в худенькую спину, быстро удаляющуюся в сторону плохо освещённого угла пещеры.
— Жди! — отозвалась пленница, вдруг исчезая из вида.
Шучэн сделала два или три нерешительных шага следом и замерла на месте. Куда она идёт? Может, эта странная дева вообще сбежала? И нож с собой унесла!
Рассеянно оглядевшись, Шучэн только сейчас заметила стоящий в центре огромный котёл. Под ним тлели мелкие дрова — белёсый, как туман дымок поднимался к потоку пещеры, но не заполнял её, уносясь вместе со сквозняком через невидимую трещину в скальной породе.
Покатые бока котла были исписаны иероглифами, прочесть которые не удалось даже со второго раза, хотя света в этом месте вполне хватало — вокруг стояли масляные лампы. Какое-то сложное заклинание — догадалась Шучэн.
В таких алхимических сосудах второй дядя и его лекари варили целебные отвары и формировали духовные пилюли. Так что, иероглифы можно считать важнейшим условием для успешного создания лекарства. А непосвященному, вроде неё, не следует вникать в тайны клана Снежной горы.
Шучэн хотела уйти, но взгляд всё никак не мог оторваться от узкого окошка — внутри алхимического поля ровно горело лазурное пламя, окутывающее ослепительно-белоснежный центр. И от одного вида этой белой жемчужины у неё вдруг заломило сердце — резкая боль, напоминающая зубную, вмиг сбила дыхание и заставила присесть, чтобы разорвать невидимую связь с нутром котла, мешающую уйти прочь.