***
Тётушка Мо разгребла угли медным прутом, подбросила в костёр вязку хвороста и подула на руку. По привычке. И охлаждала кожу, и разводила огонь. Низшим демонам не обязательно греться в дождливую погоду, но они привыкли подражать смертным. Притворство стало второй натурой.
Сюин вытерла прилипший к носку туфель комок глины и тихонько вздохнула. Жить или не жить среди людей — только их выбор. Кого теперь винить в этом?
— Ты мрачная сегодня, Ин-эр. Молодой господин Ли принёс дурные вести?
От такой умудрённой жизнью сяньли, как тётушка Мо, трудно скрыть движения сердца. Да, она озабочена и немного растеряна. Обеспечить падение Се — не горсть арахиса замерзшими руками очистить. Повелитель Ли требует почти невозможного. Мелкий демонический клан должен справиться с влиятельными совершенствующимися. Больше похоже на наказание.
Видимо, смерть гуна Дицю не входила в планы высшего демона? Сяньли позволили себе лишнее, ранив родного брата правителя Ся. Сюин ещё раз вздохнула и оторвалась от созерцания грязных войлочных туфель. Пора отказаться от дурной привычки носить их в дождь!
— Так что скажешь, Ин-эр? — старейшина и не думала отпускать младшую без ответа.
— Вести не дурные, тётушка Мо. Они тревожные. Нам велено ослабить клан Снежной горы.
— Кто же такое приказывает! — возмутилась та, зябко кутаясь в накидку — дождь не навредит мелкому демоны, но кошки никогда не любили сырость.
— Повелитель приказал.
— Мм… — глубокомысленно произнесла тётушка Мо, прикрывая нос меховым воротником.
— Если сам повелитель распорядился, то… что делать будем?
Старейшина долго молчала, вглядываясь в разгоревшийся костёр — хворост порядком дымил, но всё же пламя в центре выглядело достаточно мощным, чтобы обогреть сидящих рядом сяньли.
Ищет способы, как угодить повелителю и одновременно уберечь сородичей — догадалась Сюин. Тётушка никогда не пренебрегала кошачьими жизнями, потому и занимала место старшей в стае.
— Если тётушка не возражает, я выскажусь?
— Тётушка не возражает… — отозвалась старейшина, окидывая младшую цепким взглядом.
— Я ещё не говорила, но барышня, спасшая меня в поместье Се, это дочь гуна Дицю.
В глазах тётушки Мо царило безмятежное спокойствие. Неужели заметила бирку дома Ся?
— Ты… уже знала?
— Кхе… кхе… — тетушка Мо покашляла в кулак и улыбнулась, — какая бы из меня получилась старейшина, если бы я не обращала внимания на всякие мелочи? Я видела нефритовую бирку барышни Шучэн.
— И почему ничего не сказала? — удивилась Сюин. — Я ведь теперь чувствую себя обманщицей!
— Вот потому и не сказала… — худенькие плечи старейшины затряслись от беззвучного смеха. — Забавно наблюдать за племянницей, считающей себя очень мудрой сяньли.
— Тётушка… — с укором произнесла Сюин, — разве можно смеяться над ближайшей родственницей?
— Отчего нет? Это весело, — старейшина перестала смеяться так же внезапно, как начала. — Не томи уже! Говори, что придумала?
Сюин послушно наклонилась и зашептала тётушке в самое ухо, с удовлетворением наблюдая, как узкие глаза старой сяньли расширяются от неподдельного интереса.
— Хе… — выслушав Сюин, старейшина похлопала племянницу по плечу. — А я всегда знала — ты умная девочка!
— Благодарю, тётушка Мо.
Старейшина прикрыла веки и повела носом, принюхиваясь.
— А вот и твоя спасительница идёт. Я, пожалуй, удалюсь.
С этими словами сяньли, находящаяся в уже солидном даже для демона возрасте, шмыгнула от костра в сторону бамбуковых зарослей с такой прытью, что Сюин моргнуть глазом не успела.
Ловка тётушка, ничего не скажешь!
Прислушавшись к упрямо льющемуся с низких небес дождю, Сюин выделила из невнятного шороха капель тихие шаги. К костру, действительно, приближалась Шучэн. Она не только ступала легко, но и пахла по-особому — дикими травами.
Духовному чувству тётушки можно только позавидовать — учуяла человека на целый фэнь раньше. Сюин ухмыльнулась и, прикрыв глаза, положила голову на колени.
[фэнь — 1 минута]
***
Встреча с юношей, покусившимся на рисовые пирожные, всё не давала покоя. Шучэн понимала — в гневе сболтнула лишнего. Не подобает благовоспитанной барышне ругаться, словно простолюдинка. Однако вылетевшего однажды воробья обратно в гнездо не засунешь!
Она полдня просидела в хижине, обустроенной на ветвях. И вышла из укрытия только тогда, когда убедилась — чужак покинул поселение сяньли. А поскольку в животе у неё болезненно урчало, Шучэн рискнула прогуляться до костра.
Но здесь никого, кроме Сюин не было. Неужели, кошки любят прятаться? Или же они вовсе не живут в этом лесу? Нужно спросить при случае.
Присев рядом с дремавшей сяньли, Шучэн с надеждой бросила взгляд на костёр. К её разочарованию, медный котелок куда-то исчез. На огне с треском, испуская едкий дымок, тлел сырой хворост.
Живот вновь отозвался жалобным ворчанием, и Сюин вдруг открыла глаза.
— Голодная? — мягкая улыбка осветила худенькое лицо сяньли.
Порывшись в холщовой сумке, переброшенной через плечо, она извлекла промасленную бумагу. В нос голодной Шучэн ударил восхитительный аромат рисовой лепёшки.
— Держи! — Сюин вложила сверток в руку Шучэн и улыбнулась ещё шире.
— Я… разбудила тебя? Прости…
— Нет. Я ждала тебя. Ешь быстрее, а то остынет.
Шучэн не стала ждать приглашения дважды. Развернула жирный кусок бумаги и жадно вгрызлась в ещё тёплый бок лепёшки. Насытившись, она скомкала бумагу и бросила ту в огонь, а затем вытерла пальцы лежащими на земле палыми листьями.
— Возьми платок, — Сюин вежливо предложила гостье кусок хлопковой ткани, сложенной аккуратным квадратом.
— Благодарю…
Никогда ещё она не была настолько смущённой! Шучэн не понимала, что именно заставляло так чувствовать себя?
Дневная стычка с юношей, красивым обладателем жутких тигриных глаз? Или душевная простота и радушие худенькой кошки-оборотня, не поленившейся сбегать в человеческую закусочную ради свежей лепёшки для гостьи?
А, может, вина перед всеми сяньли, вдруг поселившаяся в сердце? Семья Се поступила с кошками слишком жестоко, чтобы оправдывать это.
— Не наелась? — Сюин истолковала её застывший взгляд по-своему. — Прости… я купила только одну лепёшку.
— Нет, нет… наелась… — поспешила заверить Шучэн. — Благодарю Сюин за заботу!
— Хорошо, — сяньли затянула шнур на сумке. — Рада, что мы вместе побороли твой голод.
Шучэн смутилась ещё больше. Нужно заговорить о чём-то другом! Например…
— Почему ты сидишь здесь?
В глазах Сюин отразилось мимолётное удивление.
— Наблюдаю за костром.
Если наблюдает, значит, кошки всё-таки приходят в это поселение? Шучэн обвела взглядом бамбуковую поросль, тесно обступившую поляну. Интересно, следят ли за ними сейчас чьи-то настороженные глаза?
Перехватив её взгляд, Сюин улыбнулась.
— Там никого нет. Мы одни. Но в одиночестве есть своя прелесть.
— Какая?
Шучэн всегда казалось, что одиночество — это наказание небес за прошлые грехи. Но Сюин выглядела довольной, говоря о нём.
— Могу спокойно обдумать, как освободить тех, кто остался в пещере Сюэшань.
Осознав смысл сказанного, Шучэн густо покраснела и потупилась.
— Их муки невыносимы, — тихо продолжила Сюин. — Нет ничего ужаснее, чем оказаться между жизнью и смертью, когда рядом нет сочувствующего сердца.
Лучше бы земля разверзлась под их ногами! Слушать это совершенно невозможно.
— Я… чем я могу помочь? — слова сами вырвались изо рта — Шучэн тут же прикрыла губы рукой и испуганно посмотрела на замершую Сюин.
В глазах сяньли блестели слёзы, готовые сорваться с длинных ресниц.
— Сюин… ох… Сюин… — горестно воскликнула Шучэн, пряча горящее лицо у сяньли на плече, — слов нет, как мне стыдно! Позволь, чем-то помочь — хорошо?
— Но… — Сюин с трудом оторвала Шучэн от собственного плеча и пытливо заглянула прямо в глаза, — что может сделать такая юная барышня?