— Листок яджао — священной Матери деревьев асурского рода? — удивился Юй Сяолун, не спеша брать необычный подарок.
— Этот амулет поможет определить, есть ли в твоей чаше Хай Шуй, — пояснил Хун Сянъюнь, и тогда император принял его.
С интересом повертев лист яджао в пальцах, Небесный государь поглотил его внутренним ци — подарок растаял в воздухе, исчезнув в императорской ладони.
— Должно быть, это подкуп? — подмигнул он Хун Сянъюню. — Говори уже, зачем пришёл, хуаньтесюн. Ведь не только вина со мной выпить — правда?
— Небесный государь мудр, — усмехнулся Бог войны. — Я пришёл устранить недопонимание.
— И когда мы с тобой перестали понимать друг друга? — император сделал ещё один глоток.
— Проблема в твоём дяде, хуаньтеди, — честно признался Хун Сянъюнь. — Мой клан ненароком оскорбил его. Но поскольку подозрения не подтвердились, я прошу отпустить уважаемого Юй Цзымина из императорской библиотеки.
— Хм… — Юй Сяолун склонился к нему через столик и смешно втянул воздух сразу двумя ноздрями. — Похож на трезвого… — примерно через фэнь заметил он. – Так почему тогда просьба такая странная? Не вселился ли в тебя демон, А-Юнь?
[фэнь — одна минута]
— Ты считаешь, чтобы проявить милосердие, мне нужно непременно уступить свой дух внутренним или настоящим демонам? — Хун Сянъюнь рассмеялся.
— Вражду с моим дядей так не закончишь. Этот бессмертный совершенно не хочет уступать! — с досадой произнёс Нефритовый император. — Если бы не ты, хуаньтесюн, — не видать мне небесного трона.
По твёрдому убеждению Хун Сянъюня, его величество был слабовольным императором. Но одного достоинства у Небесного государя не отнять — тот не отказывался от благодарности.
И она в некотором роде тешила самолюбие Хун Сянъюня. Его асуры и вся шпионская сеть, сокрытая в мире смертных, обеспечила строительство множества храмов в честь Юй Сяолуна. И это сделало единственного сына старого императора лучшим претендентом на высшую власть в Трёх мирах, чем его дядя.
— Давай забудем о прошлом, хуаньтеди. Лучше выпьем за долголетие и процветание Девяти Сфер! — предложил Хун Сянъюнь, доливая императору вина.
— Я отпущу дядю, — тихо произнёс Юй Сяолун, — как ты и просил. Не спешил делать этого, боясь тебя обидеть… Всё-таки демон, пробравшийся в Небесный город, хуже бедствия. Но ещё страшнее подозрения, когда небожители готовы уничтожить друг друга.
— Ты прав, хуаньтеди… — согласился Хун Сянъюнь. — Предоставим все обиды прошлому, а надежды возложим на будущее!
— Забыли мы про старые печали, сто чарок жажду утолят едва ли…
[Забыли мы про старые печали… — здесь и ниже цитаты из стихотворений Ли Бо]
В голосе Нефритового императора звучало нескрываемое облегчение — наблюдать, как родной дядя тайно борется с твоим хуаньтесюном, не самое приятное занятие на Девяти Сферах. Ведь за большие грехи Три Чистых могут и небесную молнию обрушить на голову нарушителя. А кому нужна потеря нескольких сотен лет духовного совершенствования?
— Но коль святые мудрецы всегда любили пить вино, зачем стремиться в небеса? Мы здесь напьёмся всё равно! — Хун Сянъюнь осушил чашку в один глоток и перевернул её в воздухе, показывая, что ни оставил ни единой капли в знак уважения.
— И, всё-таки, в тебе говорят внутренние демоны! — Нефритовый император погрозил Богу войны пальцем. — Что значит — зачем стремиться? Такой исключительный бессмертный, как ты, хуаньтесюн, просто обязан жить на Девяти Сферах.
— О… лесть в твоих устах звучит ужасно, мой дорогой хуаньтеди Юй!
— Неужели, я настолько плох?
— Угу… — Хун Сянъюнь извлёк из воздуха ещё один кувшин. — Выпьем?
— Звучит, как оскорбление — тебе не кажется? — Юй Сяолун шутливо свёл брови на переносице. — А вообще я рад, когда ты приходишь в Шантянь. Даже, когда язвишь, твои таланты не умаляются. Выпьем!
— Ночь благосклонна к дружеским беседам, а при такой луне… — Хун Сянъюнь бросил взгляд на отворённое окно, за которым плавился под ярким солнцем Небесный город, и громко рассмеялся.
— Готов ради тебя день обратить в ночь! — пообещал Юй Сяолун. — А стихи тот смертный пьянчужка пишет замечательные… — Прикрыв глаза, он нараспев закончил начатые Хун Сянъюнем строки: — А при такой луне и сон неведом, пока нам не покажутся, усталым, земля — постелью, небо — одеялом.
— Пьянчужка? Он талантлив… — Хун Сянъюнь вновь разлил вино и заглянул в полупустой кувшин. — Я бы не постеснялся растирать тушь для его кисти.
— Не спорю, что талантлив, но вдохновение часто ищет в вине. Разве это достойный путь для совершенствующегося?
— Я тоже ищу его там же, однако это не делает меня плохим Богом войны.
Нефритовый император неприлично громко хмыкнул и загадочно улыбнулся, однако спорить не стал. Из чего Хун Сянъюнь сделал вполне очевидный вывод — дорогой хуаньтеди уже порядком пьян, а значит, нужно ещё раз напомнить о главном — о Юй Цзымине.
Это ради его освобождения он пронёс в Шантянь «Весенние грёзы». Змея должна показать голову!
— Ты обещал выпустить дядю Юя. Не забудь!
Вместо ответа Нефритовый император сомкнул с ним чашку, едва не расколов её пополам, а, допив вино в три глотка, похлопал Бога войны по руке, словно подтверждая — просьба хуаньтесюна не будет упущена из вида во дворце Шантянь.
Глава 33: Одну ветку тронешь — десять закачаются
Плачут души погибших недавно,
Плачут души погибших когда-то.
(Ду Фу)
В покоях главного евнуха Гу воздух от повисшего напряжения сгустился так, что его можно было резать ножом, словно миндальное желе. Да и за порогом всё указывало на остроту ситуации: стоящие на коленях младшие евнухи, дворцовая стража с обнажёнными мечами, а на серых плитах двора перевернутый поднос с выпечкой и тем самым желе из миндаля, напоминающим вытекшие из разбитого черепа мозги.
Хозяин покоев не мигая смотрел на стоящую у стола наложницу Вэнь Лянлян. Миловидная стройная женщина с волосами цвета разведённой туши сейчас походила на злого демона, наведавшегося в гости — её лицо искажал неприкрытый гнев. А источником его служил лист бумаги, который наложница держала в руках.
Уже по сломанной печати, ранее скреплявшей бумагу, главный евнух понял — одними оправданиями с его стороны дело не закончится. Потому что этот бумажный лист равноценен смертному приговору. Ни солгать, ни притвориться непонимающим!
— Нижайше прошу обратить внимание… — произнесла наложница Вэнь и недобро усмехнулась. — Что это, главный евнух Гу? Ты сговориться за спиной нашего господина решил?
— Уважаемая наложница Вэнь, ты и сама должна понимать, когда следует остановиться… — главный евнух взглянул на отворённую дверь, за которой боясь поднять глаза стояли на коленях его подчинённые и воспитанники.
Перехватив этот взгляд, наложница Вэнь подала знак рукой и тогда один из стражников бесшумно затворил дверь, отделив покои от остального мира, пропитанного страхом и заунывным дождём. Внутри же готовились распахнуться врата Авичи, поглощающие всех иньским пламенем.
[Авичи — ад беспрерывных мучений, нижний круг ада, где преступники беспрестанно рождаются и снова умирают без права на перерождение; иньское пламя — адский огонь, огонь тьмы]
По выражению лица Вэнь Лянлян главный евнух уже понял — из покоев ему не выйти живым. Поэтому осталось одно — сказать этой высокомерной и глупой женщине правду.
— Уважаемая наложница Вэнь, ты можешь считать меня преступником или предателем, но дела твоих же рук станут для тебя ямой, из которой не выберешься.
— Смеешь угрожать? — глаза наложницы Вэнь недобро прищурились. — Если бы не наше давнее знакомство и не твоя услуга, я бы не позволила твоему телу остаться целым!
— И что же я сделал, уважаемая наложница Вэнь? — главный евнух едва заметно улыбнулся. — Попытался остановить, предостерегая от губительного шага? Так я до сих пор считаю тебя своей ученицей. Я привёл тебя юной девой в этот дворец и сделал наложницей вана Ся.