Собратья и сестра по присмотру за златовласым несчастьем, Кирт, Керт и Ким, состояли если не в дружеских, то в приятельских отношениях точно. Общие проблемы, знаете ли, сближают сильнее совместных попоек. Трое коллег по нелегкой миссии неплохо знали друг друга. Хорошо, что я врать мужчинам, притворяясь Кимеей или Симелией, не стала. Смену личности те почуяли бы сразу. Я решила и дальше от щитовиков ничего не скрывать. Не открутят же они мне голову только за то, что я — это я, жертва произвола всяких темных сущностей и богов? Никто из пары Кирт-Керт глупостью и жестокостью не отличался. В конце концов, мы в одной лодке, то есть на одном алтаре всяким извращенным экзекуциям подвергались.
Сейчас щитовики всего лишь хотели знать, кто я. Блин, да я, если уж говорить начистоту, и сама бы не отказалась. Судя по всему, старый маг-маразматик, движимый прихотью, вдохновением или личной шизой, нацепил на покалеченную горничную лицо мертвой принцессы. А его не менее гениальный призванный бог добавил в этот кровавый коктейль душу попаданки. Ладно хоть на память отлетевшей души Кимеи кто-то (местный Ольрэн или моя знакомая Смерть) расщедрился. Не придется тыкаться на ощупь в местных реалиях, как слепой котенок в поисках мамкиной титьки.
— Керт, Кирт, повторяю, я не Симелия и не Кимея. На татушку и прочие приметы не смотрите. Когда коляска упала с обрыва, вы все угодили в руки безумного мага, — хрипло прошептала я. — Старик провел ритуал, призывая Ольрэна, ушедшего бога метаморфоз. Тот заглянул на огонек. Не знаю, что он сотворил с вами, но та девочка Ким, которую вы знали, нынче умерла в пещере. На ее искалеченное лицо прилепили физиономию принцессы Симелии. Ее тушка сзади в общей груде валяется, Ким видела. Мою же душу выдернули из умирающего тела в другом мире. Душа Кимеи хотела уйти от мучений и ушла, а память осталась. Такая вот окрошка.
Взгляды темных глаз, в полумраке пещеры казавшихся черными, снова скрестились на мне. Секунда, другая, третья… мужчины снова переглянулись, обернулись назад и подсветили получше указанный ком мертвой плоти. Меня затошнило. Окровавленное девичье тело без лица, изломанные лошади, здоровенный черный пес, похожий на Макса, хрупкий парнишка-кучер, выбранный принцесской за смазливую мордочку и знание лошадей, — инсталляция вкупе с запахами вдохновляла лишь на прочистку желудка.
Помилосердствовав, телохранители описали факелами знак круга, перечеркнутого по косой в нижней трети, — символ Первоотца. Сотворив, таким образом, ритуал прощания с ушедшими, они снова вернулись ко мне, смещая факелы и скрадывая жуткую груду в тенях.
Глава 2
НА ДНЕ, ПОЧТИ ПО КЛАССИКУ. РЕКОГНОСЦИРОВКА
— Как-то вечерком слышал в трактире «У стены» старую песню-легенду. Очень пьяный бард пел о безумном жреце-маге, чьи преступления неисчислимы и смертный приговор которому подписан едва ли не в каждом уголке Фальмира. Служители Первоматери приговорили его к сожжению заживо, блюстители долга Первоотца — к котлу с кипящим маслом, а жрецы-псы Дагонта Законника-Очистителя — к четвертованию. Йорд Седой Отступник, презревший богов нынешних, продавший душу Ольрэну за бессмертие и могущество, — так называл бард того безумца, — припомнил Кирт.
«Надо же, — отметила я памятливость и наблюдательность щитовика. — Небось и сам тогда в дрова пьян был, по трезвяку такие песни не поюти не слушают, а запомнил. Выходит, телохранитель не только языком треплет, но и других слушать умеет».
— Вот, стало быть, в чьи лапы мы угодили к добру или к худу, — задумчиво крякнул Керт.
— К добру? — аж поперхнулся от возмущения Кирт.
— Не появись Отступник здесь, в ущелье лежали бы наши трупы, брат, — резонно пояснил разумник Керт.
— М-да, — крякнув, вынужденно согласился Кирт и сумрачно продолжил мысль напарника: — Не только бедолаги Тимаса и Симелии, но и твой, мой и лапули Ким. А так вот они мы, живехоньки и целы. Я — это точно я, ты — это ты…
— А Ким? — невольно настороженный взгляд Керта метнулся в мою сторону.
Я напряглась. Вдруг меня сейчас в четыре руки убивать станут, как того Йорда?
— Ким не повезло, — философски констатировал Кирт, не предпринимая никаких агрессивных телодвижений, и добавил, сделав еще один знак Первоотца факелом: — Жаль лапулю, пусть идет в светлые объятия Первоматери, как того и желала, но нам-то всем жить.
— Что предлагаешь? — справился о мнении брата Керт, начиная рассуждать вслух: — С одной стороны, тело ее высочества надо бы отцу доставить…