Воздух здесь был чище, а о пламени напоминал лишь приглушенный гул.
– Фонарик… – прошептал Касс. – В моем… рюкзаке…
Эли посмотрела на его рюкзак, весь покрытый коркой обгоревшего гуано. Я мог поклясться, что она в жизни не заставит себя до него дотронуться.
Касс успел закрыть молнию, так что оставалась надежда, что содержимое не пострадало. Расстегнув замок, я, сдерживая нахлынувшее отвращение, заглянул внутрь.
Удивительно, но фонарик оказался в полном порядке. Я направил луч влево.
– Идем?
Касс поморщился.
– Мне больно, – простонал он.
Его лицо было в потеках крови, руки разбиты. От футболки остались обгоревшие лохмотья, все в пятнах от пота и крови. Под ними были ясно видны ожоги.
– Нужно… промыть тебе раны, – сказал я.
– Сейчас, – Эли вытащила из своего рюкзака вторую бутылку с водой и полила немного на грудь Касса.
– А-а-а-а-а! – он заорал так, будто его резали.
Эли в ужасе отшатнулась:
– Прости!
Касса опять начала колотить крупная дрожь.
– Все будет хорошо, – сказал я.
Он схватил за руку меня и Эли, дыша неестественно быстро:
– Я умираю. Оставьте меня. Идите.
– Мы тебя не бросим! – воскликнула Эли.
Касс поморщился:
– Когда выберетесь отсюда… пришлете помощь. А теперь идите!
Я посмотрел на Эли. Мы не могли позволить ему умереть. Я обхватил его за плечи и попытался приподнять:
– Мы справимся! И вернемся домой, к нашим семьям! Все трое!
– Нет! – взревел Касс, его лицо исказила гримаса боли. – Та газета… Моя Хроника…
Он явно бредил.
– Касс, та газета сгорела! – призвал я к его рассудку.
– Моя семья… – продолжил он, – их нет. Они не умерли, их… нет.
Поднявшись, я припомнил охваченный пламенем заголовок.
– Постой, Касс… та статья… про шальную парочку…
– Вы о чем вообще? – резким тоном спросила Эли.
– Мама… и папа… – в широко открытых глазах Касса билось отчаяние. – Я никогда их не видел… но узнал про них… Пожизненное заключение… От меня отказались… С рождения. Четыре приемные семьи… Или пять? Не помню… Плохой… сын. Убегал…
От этого признания у меня по спине побежали мурашки.
«Но мы… не сказать чтобы близки».
Я вспомнил слова Касса, когда мы говорили о наших семьях.
– Касс, нам без разницы, кто твои родители, – сказал я. – Ты идешь с нами.
– У вас есть семьи, – продолжал настаивать он. – А у меня нет ничего. Уходите!
Глаза Эли блестели от слез:
– Касс, мы в одной лодке. Сейчас у нас есть только мы…
– Вперед… – Голос Касса был не громче шороха листвы.
– Точно, только вперед, – подхватила Эли.
– Нет… Идите вперед и влево, – сказал он. – Под углом примерно… пятнадцать градусов. Не прямо… Не заворачивайте сильно… Примерно пятнадцать градусов…
И он затих.
– Касс! – крикнул я и принялся его трясти.
Эли проверила пульс на шее:
– Он жив. Может, стоит вернуться… привести помощь?
– Но Марко… – начал было я.
– Марко нам уже не спасти! – перебила Эли. – В таком состоянии мы вообще можем его не найти! Но если мы вернемся тем же путем, что пришли сюда, мы сможем спасти Касса!
Я осторожно опустил Касса на пол. У меня не осталось сил отойти от него и на дюйм. Я почти был готов рухнуть рядом. От его тяжести мое и так поврежденное левое плечо, казалось, вот-вот оторвется. Эли тоже выглядела полуживой.
– Мы не сможем вернуться. Хочешь сгореть заживо?
– Да, ты прав. – Она посмотрела вперед. – Ладно. Он сказал – пятнадцать градусов.
– Если наша точка – это перекресток… – забормотал я, – а градусы отсчитываем по часовой стрелке… Направо будет девяносто градусов, налево – сто восемьдесят… Нам налево на двести семьдесят.
Поднявшись вместе с Кассом, я слегка пнул фонарик, чтобы он откатился к Эли:
– Держи.
Когда она наклонилась, ее сотряс новый жестокий приступ кашля. Из уголка рта потекла темно-коричневая жидкость.
Включив фонарик, она пошла вперед, освещая путь. Пятно света дрожало в ритме не отпускающего ее кашля. Где-то над нашими головами пискнула летучая мышь и заметалась между сталактитами. Батарейки почти умерли, но мы успели заметить нужный поворот. Примерно на пятнадцать градусов влево.
– Нам сюда, – сказала Эли. – Будем молиться.
Из-за Касса, висящего у меня на плече, вся левая половина тела гудела от боли, но я не сдавался. Упади я сейчас – и для нас обоих это ничем хорошим не закончится.
– Отлично. Идем.
– Ты уверен, что сможешь его дотащить? – спросила Эли.
Я упрямо кивнул:
– Ради брата я смогу.
Казалось, туннелю не будет конца. Летучие мыши при нашем приближении раздраженно пищали откуда-то с потолка. Я едва мог переставлять ноги и уже практически не чувствовал плеча.