Когда в очередной раз ставил своему участку градусник, на облезлом мотоцикле подъехал мужичок крестьянского вида.
- Ты че - доктор ухо-горло в нос? - кивнул он на градусник и попросил закурить.
- Ага, Айболит с наклоном в недра, - ответил Мошкин.
- Хороша земелька, - ковырнул сапогом край делянки мужичок, - внеси в нее фосфорных удобрений - дурниной попрет картоха. Замудохаешься копать.
Умучаться на уборке Мошкин не боялся.
А вот где удобрений взять? Покупать в магазине рука не поднималась отрывать от семьи. Посему глубоко задумался: как бы ухитриться внести удобрения из подручных средств, чтоб задаром и сердито?
Мысль вонзилась в дотошный ум, принялась рыхлить серое вещество юного агронома.
И оказалась на выдумку хитра. Мошкин вспомнил Коку с его коронной фразой в студенческой столовой в рыбные дни: "Я вам не торшер, чтобы светиться по ночам! Моему организму мясо подавай, а не рыбный фосфор".
Зимой Мошкину подвернулась шабашка на хладокомбинате - грузили рыбу. Брикет мороженой кильки упал с машины и развалился на блестящие куски. Мастер разрешил взять по одному. Мошкин приволок домой булыжник килограммов на пять. Отрубил от него с килограмм и засолил. Ух, как килька пошла с картошечкой в охотку. Граммов триста на раз съели. После чего домашние потеряли интерес к фосфоронесущему продукту. По мудрому принципу: чем в таз, лучше в нас - Мошкин недели за четыре доел кильку. Неразмороженный кусок кое-как отбил у жены, не дал выбросить.
Мысль, ведущая геологический поиск, уткнулась в рыбный самородок. И пошла вприсядку от такого открытия. Это ведь голимый фосфор! И дармовой.
Сажал Мошкин картофель не абы как - бросил и забыл, он каждой лунке нежно кланялся. Да не по разу. Вначале картошечку положит, рядом килечку на бочок. Натюрморт. Полюбуется им, землицей аккуратно присыплет, пошепчет: "Расти большая, здоровая, дружная". И опять - картофелина, килька, землица и любовное наставление. Очень рационально внес фосфор. На сто процентов должен на урожай сработать.
Ночью приснился жуткий успех. Полный "КамАЗ" набузовал Мошкин картошкой, мешки с бортов свешивались. От такой картины петь хотелось, но перебила восторг заковыка - Мошкин заворочался с боку на бок: такую прорву ведь где-то надо хранить. На следующий день принялся рыть погреб на пустыре. Бункер, можно сказать, - четыре метра на четыре. "КамАЗ" из сна войдет в такое хранилище вместе с колесами.
И тяпку Мошкин купил на борьбу с прожорливыми сорняками. Наточил так, что впору дрова рубить.
После дождей соседские поля весело закурчавились ботвой, мошкинская полоса лежала под солнцем голым пластом, как пьяный на пляже. Лишь трава беспорядочно покрывала ее тут и там. Мошкин на коленях исползал весь участок - молочай и осот нагло набирали силу - картошки не было ни одного кустика. "Я ведь позже сажал, - успокаивал себя Мошкин. - Еще попрет дурниной".
Не поперла ни через день, ни через три. Наконец терпенье лопнуло, Мошкин отчаянно разгреб землю. Взору открылось непотребная картина. Противные черви дожирали кильку вместе с фосфором. А картофелина превратилась в скользкую гадость. Мошкин лихорадочно изрыл всю делянку, везде была аналогичная по трагизму ситуация.
"Так они картошку на гарнир срубали! - смеялся взахлеб Кока на рассказ друга. - Ты бы еще по кружечке пива в каждую лунку плеснул для аппетита!"
Мошкин бросил строительство погреба, а жене, от греха подальше, сказал, что картошку колорадский жук сожрал.
- Зря он тебя не сожрал! Вместе с твоими затеями! - заругалась жена. Два мешка картошки как псу под хвост. На все лето бы хватило!
Мошкин не стал доказывать некомпетентной женщине, что яровизированный картофель на еду не годится. Из него только новый урожай выращивать можно. Если, конечно, без кильки сажать.
БАЙБАКИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ
Чертями из подземелья вылезли на свет божий Кока и Мошкин. Чумазые, паровозно дыша. По замыслу владельца этого подвального подземелья станет оно вскорости евроконфеткой, в которой как из ведра хлынет шампанское, душевынимающе грянут гитары и цветастые цыганки мелко завибрируют плечами... А пока "конфетка" была сокрыта горами грунта и мусора.
Родное КБ ни мычит ни телится и, в отличие от подземелья, перспектив на будущее и зарплату за прошлое не дает. По этой скучной причине Кока, Мошкин и еще четверо инженеров с носилками в руках расчищали подвальные объемы под шампанское с виброцыганками, выводили на разудалую орбиту подземную "конфетку".
- Вот бы в подвале найти кубышку с золотом, - помечтал Мошкин, доставая обед. И скривил нос от найденного. - Опять яйца сунула! Закукарекаю скоро и куриц начну топтать. Моей зарплату яйцами выдали...
- Хорошо не гранатами... Представляешь: развернул обед, а там - парочка противотанковых.
- Лучше бы окорочка куриные, как в прошлый раз...
- Окорочка сурка вкуснее, - глубокомысленно сказал Кока.
Мошкин как раз затолкал в рот яйцо, чтобы, минуя осточертевший вкус, заглотить целиком, не разжевывая, белок да желток, и вдруг пожеланием приятного аппетита эта мерзость - "сурковые окорочка". Яйцо пулей просвистело мимо Коки.
- Фу! - отплевывался Мошкин. - Пожрать не дашь спокойно!
- Село ты необразованное. Окорочка сурка - это же как зайчик! Потушить и холодными подавать. Рука сама стопарь ищет... Но однажды мы залетели с сурком...
Молодого инженера Коку после трех лет работы в КБ призвали на пару годков в армию. Офицерствовал он в оренбургских степях, на технической ракетной базе (ТРБ). Она обслуживала ракетные точки, каждая из которых могла поставить жирный восклицательный знак за океаном.
Чтобы не мозолить глаза за океаном, точки были в шахтах.
Как-то в первые месяцы службы вместе с бывалым прапорщиком Цыбулей отправился Кока в самый дальний ракетный район, за сто километров от ТРБ. В караване у них был бензовоз и машина с нейтралкой, жидкостью для нейтрализации ракетного горючего.
Отъехали километров 40 от ТРБ, Цыбуля командует: стоп, машина, слазь, шофер - отдыхаем. Ракеты стояли и стоять будут, а насчет пожевать, если сам не почешешься, никто не встрепенется.
Вокруг ни души из начальства. Солнце степное, оренбургское буйствует, ветерок жаркий пролетает, живность травяная от полноты чувств стрекочет. Одним словом - природа. И сурки в ней по всей степи стоят. Цыбуля стоять не хочет, командует солдатикам достать припасы, сделать тенек и скатерть-самобранку. Расположились вокруг нее офицеры вдвоем, а посредине лучок зеленый, сало белое с розовыми прожилками...
- На месте обязательно угостят байбаком, - сказал Цыбуля молодому лейтенанту. - Ух, мясо вкусное!
Сидят они, закусывают. Конечно, не на сухую. Цыбуля первым делом "ракетного топлива" - спирта - фляжку достал. Приняли по хорошей порции, и без этого не грустили, тут тем более в праздничную сторону поплыла душа. Прилегли. Цыбуля начал рассказывать, как ловить сурков, или, по-местному, байбаков. И вдруг байбак перед самым носом высунул морду из норы. И тут же скрылся. Потом снова нарисовался. Издевается самым натуральным образом. Дескать, че ты, прапор, зайчишься о теории лова, ты меня поймай!
Цыбуля аж подскочил от такого хамства.
- Сейчас я тебя сделаю! - подбежал к норе с наглецом. - Пробкой вылетишь!
И приказывает подогнать машину с нейтралкой. Литров триста байбаку в жилье ахнул. Байбак не то что "пробкой" - нос не показал.
Цыбуля командует: добавить еще с "полкубика" для нейтрализации наглости.
Опять, как в трубу, ухнула нейтралка. Никакой реакции из подземелья.
Зато у Цыбули реакция матершинная. На четвереньки упал у норы. Охотничьей собакой засуетился. Только что не лает. Землю разгребает, нос в нору сует. Байбак, надо сказать, это не суслик, которых на ведро десяток. Байбак он под десять килограммов может вымахать. Уж пять-шесть - точно. И вход в нору у него не дверной глазок. А Цыбуля туда нос бесстрашно вонзает, пытается разглядеть, где там байбачина от нейтралки сховался.