Выбрать главу

Надькой не просматривалось. Мошкин исследовал все прибрежные кусты нет пропажи.

Ни фига себе, сказала я себе. Может на острове? Покричал, что было силы. Ни слуху Кокиного, ни духу. Разбудил недовольных компаньонов, покричали хором. Ноль ответа. Уснул он там что ли? Слабоватисто плавал Мошкин, а делать нечего - мысленно перекрестился и поплыл через протоку. Облазил остров вдоль и поперек...

Компаньоны по отдыху орут: заканчивай, мол, поисковые работы. Райведьма вообще расскандалилась на весь Иртыш, дескать, у нее муж приезжает, надо срочно в Омск, встречать.

- Если он утонул, - доказывала Мошкину, - мы ничем не поможем.

- Тело надо искать! - настаивал Мошкин.

- В Омске и организуем, - отрезала Райведьма.

Остальные единогласно поддержали предложение сматывать манатки, закруглять пикник. С тяжелым сердцем собрал Мошкин Кокины штаны, футболку...

В Омске пошел в милицию.

- Ты как в том анекдоте, - подняли на смех органы, - кошелек посеял в темном переулке, а ищешь под фонарем, где светлее. По месту утопления надо заявлять. Нам что, по городскому пляжу прикажешь с бреднем ходить, труп вылавливать?

Педро-Петя уклонился от трагических хлопот. Скорее всего, к Надьке уклонился, нагладив брюки. Остальные соседи по общаге поахали-поохали и предложили выпить за помин души.

Мошкину было не до поминальных традиций, он полез в Кокин чемодан за адресом Кокиных родителей.

В этот момент в дверях появился Кока.

- Ты че роешься в чужих вещах? - завозмущался он.

- Я думал, ты утонул, - обрадовался Мошкин, - хотел твоим родителям телеграмму отбить.

- Я бы тебе отбил! У меня отец после двух инфарктов!

Переплыв на остров, Кока расположился на ночлег под старой перевернутой лодкой. Мошкин во время поисков проходил мимо, но не догадался заглянуть под плавсредство. А Кока всегда отличался

богатырским сном. В институтской общаге его однажды выволокли среди ночи прямо на кровати в женский умывальник, он даже с боку на бок не перевернулся, а утром набежали девчонки... Мошкин два дня скрывался от гнева друга...

Поэтому никакие призывные крики товарищей по пикнику Коку не разбудили. Проснулся к обеду, а обеда нет. Одни плавки из личной и общественной собственности.

Однако в общагу пришел в меньшем неглиже. Босой, зато в брюках, хотя и с отчекрыженными по колено гачами. В некоторых местах самопальные шорты были без масляных пятен. Грудь прикрывала футболка с дыркой на пупу. Добираясь по берегу в Омск, наткнулся Кока на рыбака, который довез бедолагу на катере до города, а на причале снабдил ветошной одежонкой. Дабы не пугать бичевским видом сограждан, Кока дождался темноты, после чего закоулками пошел в общагу.

- Нет, Мошкин, ты ненадежный товарищ! - сказал Кока после первой рюмки, наполняя вторую. - Друга бросил без штанов ради эротической выгоды.

- Какая выгода? - бурно запротестовал Мошкин. - Свалил на мою шею эту Райдуру, динамистку, и я же его бросил! А помнишь, в стельку пьяного волок тебя на пятый этаж? Чуть пуп не развязался!

- Во-первых, с пьяных глаз тащил не меня. Во-вторых, опять же - тащил с лично-алкогольной выгодой - хотел сорвать с меня за доставку ящик шампуськи...

Спор прервал весело нарисовавшийся Петя-Педро.

- О! - воскликнул он. - Рожденный быть повешенным не утопнет!

И потребовал налить штрафную. Но ему отказали.

И правильно сделали.

КОСТЮМ ВСМЯТКУ

"Интеллигентность подвела", - тяжело вздыхал, вспоминая этот случай, Кока Патифонов.

В вечерний час, который в календаре жизни попадает под графу "отдых", возвращался Кока из ресторана, совершив приятный во всех отношениях акт поздравления товарища с защитой диссертации. Дело житейское, в самом неподходящем месте приспичило "до ветру". "Захотелось так, - рассказывал позже Кока, - аж кисти ног опухли!" Ветер вот он, дует во всю ивановскую, но вокруг не лес или безлюдная степь - дома кругом. В каждом полно необходимых Коке заведений, только не принято стучаться к незнакомым людям с такой нуждой. И знакомые в том районе как назло не проживают. Что делать? Не будешь ведь, где попало... Интеллигент все-таки, не домашнее животное. "Опухшие в кистях" ноги вынесли к дыре в заборе, за которым находилась строительная площадка. В городских условиях это почти поле или лес. Кока обрадованно ступил в зазаборное пространство, сделал два торопливых шага и полетел в какую-то жидкость.

- Глубоко было? - спрашивал позже Мошкин.

- Тебе, - оценивающе посмотрел на друга Кока, - с головой, а мне - по грудь.

На Коке в момент падения был в широкую полоску светло-серый костюм, который полмесяца назад купил на полигоне Капустин Яр у харьковчанина Геры Полевко. Гера был классным специалистом по системе управления, заикался, любил сало и портвейн. Как-то вечерком он пригласил Коку в свой номер обмыть покупку - костюм.

- Ч-ч-чем б-б-больше п-п-пью, - разлил Гера по кружкам бутылку портвейна "777", - тем б-б-больше уб-б-беждаюсь, что к-к-красный п-п-портвейн г-г-гораздо х-х-х-хуже б-б-белого.

Под кроватью у Геры гордо стояло бутылок двадцать красного.

А костюмчик Гера купил - будто с Коки мерку срисовывали. Тютелька в тютельку - не жмет, не болтается, не морщинит, не тянет. Кока примерил, облизнулся, но Гера сказал, что взял последний и ни за что не продаст. Хотя Кока и не просил.

Через три дня Гера резко передумал.

- Д-д-да у м-м-меня д-д-дома еще есть, - уклончиво ответил Гера на Кокино: "С чего вдруг заныло продавать?"

Скорее, причина была в другом. Гера не успел окончательно установить, насколько красный портвейн хуже белого, как закончились командировочные. На алтарь эксперимента был брошен костюм. Кока поначалу отказался, но когда через час Гера скостил цену на десять процентов, вынужден был согласиться. Понял, что Гера в обесценивании товара пойдет до конца, а грех наживаться на чужой беде.

И вот, впервые нарядившись в костюм, сам попал в беду, которая была в яме с креозотом. Кока забарахтался, подобно лягушке, что, угодив в молоко, в борьбе за выживание сбила кусок масла и на этом рукотворном спассредстве выбралась на спасительный берег дальнейшего существования. У Коки с маслом ничего не получалось. Хорошо еще - креозот был отработанный.

Кока изменил тактику поведения утопающего. Затих, собираясь с мыслями. А, собравшись, - дотянулся пальцами до края ямы и стал ждать, когда всплывут ноги. Кока почему-то решил, задние конечности непременно поднимутся из глубин на поверхность и тогда...

В ожидании всплытия подводной части "айсберга" задремал.

Вернул к невеселой действительности приказ:

- Руки вверх!

Кока разлепил глаза и наткнулся на стальной взгляд двуствольного бердана. Его угрожающе направлял в Коку не героического вида дедок.

- Руки вверх! - грозно повторил страж объекта.

- Выпить есть? - устало спросил Кока.

- Есть! - разом потерял интерес к прицелу дедок и скрылся из зоны видимости, чтобы тут же появиться в ней.

- Сначала, паря, давай вытягну. После за столом хряпнем.

Торопясь к столу, дедок слишком рьяно начал подъем утопающего, едва сам не сделал буль-буль в креозот. Рванул Коку за руки, да не удержал тяжести, она потянула за собой. Кока вовремя отбросил на сушу, полетевшего в яму дедка. Тот перевел дух и побежал за веревкой. Вариант с тянем-потянем тоже ничего не дал. Мощности на Кокин вес у буксира не хватало. Выбившись из сил, дедок объявил перекур и принес два стакана мутной жидкости.

- Бражчонка! - радостно узнал Кока.

- Она самая! - ласково сказал дедок и с превеликой осторожностью, - не дай Господь, расплескать - подал в яму.

Соображалка дедка, освеженная хмелем, тут же подсказала железную методику подъема пострадавшего на берег. Дедок хлопнул себя по голове и убежал.

- Отец, не бросай! - крикнул Кока.

В ответ затарахтел мотор, и колесный трактор "Беларусь" подкатил к берегу Кокиной химической тюрьмы.

Дедок бросил в нее трос с крюком на конце.