— Подъем, боец Джимми! Время 5:30, и все, кроме тебя, уже на ногах! — ненавистное лицо лейтенанта, не отпускавшее её даже во сне, было первым, что она увидела, открыв глаза.
— Мне казалось, что входить без приглашения тут считается невежливым, — прохрипела она, поднимаясь.
— Я твой командир, так что знаешь, где видал эту вежливость? — рыкнул мужчина уже в дверях. — На выход, мисс неженка!
Обуваясь, Эмма скрипела зубами от злости и боли в теле и буквально вынудила себя двигаться вперед.
Следующие шесть дней слились для Эммы в какой-то смазанный кошмар. Утром они совершали многокилометровые броски, чаще всего еще и таща на себе вооружение, потом был завтрак, короткая передышка, занятия в тренажерке, спарринги, затем обед, после которого остальные были предоставлены сами себе. Но для неё свободного времени у Стального Сейма не было запланировано. Поэтому единственным удовольствием в жизни Эммы остался сон и недолгая болтовня с Пич. Странно, но через пару дней даже близнецы перестали к ней цепляться, все чаще поглядывая с сочувствием. Кирос же прямо стал смотреть на Сеймаса с четко читаемым осуждением и не заводил в её присутствии свои вечные похабные разговорчики. Если бы Эмма не настолько уставала, то, возможно, заметила бы явно заключенный между бойцами её группы негласный договор и их, вроде, незаметные, но достаточно эффективные усилия, помогающие держать всех нахальных мужских особей подальше от нее, чтобы они не испытывали и без того истончившееся до полной прозрачности терпение девушки. Единственный, кто стабильно прорывался, нагло игнорируя секретную оборону, это тот самый дерзкий Михей. Он не хамел, но не давал Эмме забыть о своем существовании ни на один день, даже несмотря на постоянное рычание на него лейтенанта. Но сама Эмма не замечала пока ничего, так как практически спала все те короткие моменты передышек, что оставлял ей Сейм. Даже во время еды Пич и остальным приходилось постоянно её встряхивать, чтобы не вырубалась за столом. Но вслух никто не обсуждал действия лейтенанта, а сама Эмма не стала бы жаловаться ни за что на свете. Только Пич наедине могла сочувствовать ей.
— Да уж, Сейм взялся за тебя конкретно! — почти печально сказала в один из дней Пич, забежав к ней перед сном.
— Просто он наверняка пытается меня убить! — буркнула Эмма, не в силах даже открыть глаза. Она почти спала, иначе не позволила бы себе даже эти высказывания. Ведь сама стремилась сюда и хотела, чтобы к ней относились так же, как ко всем, без поблажек. Кто же знал, что с желаниями нужно быть поосторожнее.
— Проклятый СС! Ему доставляет удовольствие измываться надо мной, — она со стоном перевернулась на живот и неожиданно почувствовала сильные руки Пич, разминающие её одеревеневшие мышцы. Это так шокировало, что сон слетел за одну секунду. С самого детства, тогда, давно, в приюте, к ней никто никогда не прикасался ласково. Те поглаживания по волосам и короткие объятья, что ей дарили нянечки, а особенно добрая полная кухарка, Эмма до сих пор хранила в памяти, как настоящие драгоценности. Она даже не могла вспомнить лица пожилой женщины, но помнила запах и звучание голоса. С тех пор единственное её взаимодействие в виде прикосновений заключалось в еженедельных медосмотрах, заборах крови и измерениях. А когда она подросла, к ним добавились контакты с отцом, когда он стал обучать её боевым искусствам. Но удары, тычки и рывки сложно назвать проявлением внимания.
— По… Почему ты делаешь это? — шокированно спросила Эмма шепотом, не двигаясь с места.
— В смысле? — удивилась Пич. — Делаю что? Разминаю твои мышцы?
— Да.
— Ну, может, потому, что прекрасно знаю, как они болят после таких нагрузок.
Эмма сглотнула.
— Я не об этом. В смысле, почему ты вообще делаешь это? — смущенно пробормотала она.
— Говорю с тобой и пытаюсь помочь?
Эмма молча кивнула.
— Ты не допускаешь, что ты просто нравишься мне?
Эмма испугано замерла, и Пич, почувствовав это, вдруг расхохоталась.
— Вот ты дурочка, Джимми! Я же не в этом смысле! Я, знаешь ли, девочками не интересуюсь, даже такими хорошенькими и невинными, как ты! Я как-то настоящих похотливых жеребцов предпочитаю! Расслабься ты, а то вся тут отвердела, как кусок гранита! Ты мне нравишься без сексуального подтекста, мелкая! Понимаешь, когда я смотрю на тебя, в глаза твои… ну, не знаю, просто что-то внутри переворачивается, что ли. Словно ты умудряешься этими своими глазками лучистыми вытянуть что-то из глубины души… Бли-и-ин, Джимми, не знаю я, как это сказать! Я же боец, а не долбаная выпускница какой-нибудь школы изящной словесности!