- Как проспишься наконец, да глазки-то раскроешь, так видеть будешь как что и зовётся. А покуда спишь ещё - пользуйся именами, что мне открыты. Тебе они в десятую часть силы будут, потому как чужие. Но поможет немного поначалу-то. Орешника ветку себе наломай, да режь по немногу - так и запомнишь лучше и связи яснее будут.
В первое лето постиг Жаворонок кресение[32] - умение отделить в себе желанное от пустого, найти препоны, что мешают верно цели видеть, да задачи понимать. Во второе начал учить его Ворон любкам - навыку видеть центр силы человека и воздействовать на него. С тем вместе, учился и посох держать, и меч, и топор.
- Тело зримо, от того просто в понимании природы. Однако, по сути природа разума и тела едина. От того овладение телом, даёт ключи к овладению разумом. И тот лишь истинно владыка мира, кто стал властелином своего разума. Владычество сие порождает силу, что иначе зовётся волей. Воля же есть главный инструмент ворожбы. Уразумел?
- Ужель не бывает, чтоб волю развить, оставаясь слугою разума своего?
- Возможно. Но сила будет мала, да вдобавок сей ворожей обратится чудищем.
Молчан воздел на головою руки, скорчил рожу и зарычал. Потом закашлялся и рассмеялся.
- Ворон, ты когда поучаешь, смеёшься всегда. Как мне понять, когда ты шутишь, а когда по делу говоришь?
- Я смеюсь, потому что мне нравится смеяться, но всё что я говорю всегда по делу.
Поднимался Жаворонок до рассвета, да ложился опосля заката. Не было места пустому.
- У тебя нет времени - говаривал Молчан - хоть ты и окружён вечностью.
Божен учил имена камней, потом скакал с мечом, потом играл на гуслях, рубил дрова, работал в кузне, косил траву, пахал, доил коров, по дереву резал; в другой раз узоры малевал, лён мял, с топором плясал, песни складывал. Ворон заставлял его по долгу стоять на руках, или выполнять всю работу со связанными ногами. Мог разбудить ночью и спросить, каков порядок написания рун для того иль иного. И не доведись тебе перепутать, иль не вспомнить чего - погонит к реке, купаться - голову чистить. А зима иль лето, всё одним цветом. А обед?
- Наполняйся пищею растворённою Хорсом подсоленой. Она истинно питает тебя. Вдыхая брюхо-то и наполняй, чай Волк поди уж лет семь как обучил. Или ты позабыл что?
И снова: свирели, посох боевой, соха, знаки, кузня, пляски, сборы трав да склад составов.
Сна и вовсе, почитай не стало - пришло время постигать созерцание, дабы сливаясь с чем, основу того постигать, а тут порой вся ночь уходила.
Бывало вовсе тяжело становилось. Тогда шептал Божен: Будана, Будана - призывал птицу белую с красным пятнышком на грудке и парой алых перьев на правом крыле. Прилетала, светлая. Песни пела. Сказывала сказки, наставляла. И так становилось покойно, так радостно, что сила переполняла его, покидала усталость и грусть, и необоримой становилась жажда постигать, творить, здравить.
Так минуло шесть лет. И в пору эту отправил его Молчан за истинным именем. Да то не за водицей сбегать - из дороги той возвратиться Божену волхвом, именем богатым, али не вернуться вовсе.
Небольшая опушка более напоминала старый курган. Почитай круглая, окружена была великими дубами. Когда-то были вырезаны лики на тех деревьях, да заросли корою. На самом верху кургана вкопаны четыре столба, и у каждого по горке камней сложено. В столбы те вбиты кольца железные.[33]
Полная луна вышла в зенит. Молчан дал Жаворонку отпить из кувшина, принесённого с собою. Отрок лёг меж столбов тех, раскинув руки и ноги в стороны и уткнувшись лицом в пахучие травы. Волхв надел на руки и ноги его петли верёвок. Продел верёвки в кольца на столбах, да натянув, привязал к ним корзины. Понемногу стал в корзины те камни класть. Вот натянулись верёвки сильнее. Глядь, уже и Божен от земли оторвался - висит, на четыре стороны растянут. Молчан взял в руки, натянутый на широкое кольцо большой бубен и стучало[34]. Начал напев под мерные удары.
Жаворонок не понимал слов. Да и были ли они? Но ясно слышал просьбу, что обращал его наставник к духам ветра и земли, к деревьям и травам, к самим звёздам и луне - отвести его ученика к истокам творения, показать суть бытия. Лёгкий ветерок прошёлся по полянке и коснулся Боженового лица, словно благословляя, согласившись с призывом. Замерцали и зашевелились в лунном свете травы. Заколыхались, затанцевали, сворачиваясь причудливыми узорами. Божен почувствовал, что весь мир услышал песнь Ворона, и открывается ему ныне.
Сердце билось под ритм бубна. Или это сердце, ударяясь в рёбра, стучало подобно бубну? Быстрее, быстрее... Стало больно в груди. Каждый вдох, казалось, наполнял всё тело от ног до макушки. Вдруг потянулись столбы к небу. Всё дальше. Всё выше над лесом поднимался Божен, не переставая слышать гулкие удары и тягучий напев. Он чувствовал руки и ноги, охваченные верёвочными петлями, и, казалось, помнил всё, но сам становился некой огромной каплей, скопившейся в животе. Капля становилась всё больше, всё тяжелее и оторвавшись, стремительно полетела к земле. Вот промелькнули верхушки деревьев, светящиеся лики на них, трава...Вдруг он рассыпался на мириады крошечных капелек, упал дождём и земля всасала его в себя. Движение остановилось. Наступила тишина. Полная, необъятная тишина. Искрой, взлетевшей над костром, промелькнул в голове «всё». Искра погасла, и ни осталось ничего более.