И тут, в самый разгар этой гневной тирады, из толпы эйлинов нерешительно вышла пожилая женщина и, раскинув в стороны руки, направилась к Зейме. Та замолчала и посмотрела на женщину. Глаза ее вспыхнули вдруг огнем радостного узнавания, и Зейма бросилась к ней, заключив ее в свои объятия.
– Мама!
– Доченька…
* * *
Денис сидел на деревянной лавке в чистой и светлой хатке, еще раз поразившей его сходством с земным деревенским жильем, и слушал рассказ матери Зеймы и еще нескольких эйлинов – то ли родственников Зеймы, то ли просто соседей. Ирина, уже отмытая от сажи и переодетая в свои джинсы и рубашку, сидела рядом с ним, но взгляд ее по-прежнему был устремлен куда-то в ведомую лишь ей одной точку. Зейма то присаживалась на соседнюю скамью рядом с матерью, то вскакивала и начинала бесцельно метаться по маленькой комнатке. Ее раздирали противоречивые чувства: радость возвращения в родной дом, встреча с родными – и боль за Дениса с Ириной, которые так и не смогли по-настоящему встретиться.
А история, приключившаяся с Ириной, в изложении эйлинов сводилась к следующему. Когда спасательная шлюпка Ирины свалилась с небес на поле недалеко от селения, практически все эйлины бросились к месту посадки. Уже несколько лет ни один корабль не показывался в этих краях, и интерес местных жителей был вполне понятен. Он был продиктован еще и страхом: уж не предвестник ли это новой беды, не переместилась ли война и сюда, в тихий эйлинский уголок Уйлы?
Но в шлюпке оказалась всего лишь девушка, совершенно не внушающая опасений, по крайней мере внешне. Она была очень похожа на эйлинов, только со светлой кожей. Девушка была без сознания – при посадке она разбила голову о панель управления. Эйлины – народ сострадательный и добрый. Девушку приютила у себя Займа, мать Зеймы. Собственные две ее дочери повыходили замуж, младшая – Зейма – жила на чужбине, а сын с невесткой были совсем не против такому соседству. Тайра, жена сына, кое-что смыслила в медицине, еще и поэтому незнакомку было решено пока оставить в их доме. Обработанная рана, к которой Тайра прикладывала известные ей травы, заживала быстро, а вот с сознанием белокожей девушки происходило что-то неладное. Еще в первый день, когда Ирина находилась в беспамятстве, Тайра дала ей выпить настой уйрема, местного растения, который всегда помогал эйлинам прийти в себя при потере сознания, давал заряд бодрости телу и ясность мыслей голове.
Первый эффект от лекарства был обнадеживающий – незнакомка очнулась и стала о чем-то спрашивать на незнакомом языке. После того, как с ней попыталась поговорить Тайра, девушка совершенно свободно заговорила по-эйлински, но фразы ее были бессмысленными, а поведение странным. Глаза ее дико блестели, руки пытались сорвать повязку с головы; она все время пыталась вскочить с постели и убежать. При этом она кричала что-то о том, что ей пора на работу в какую-то библиотеку, что ее ждет Денис, что у них ключи и надо срочно открыть люк на корабле, чтобы успеть улететь до взрыва. Потом девушка забылась тревожным сном до утра. Утром Тайра еще раз рискнула ей дать настой уйрема, так как состояние Ирины стало еще хуже – она не приходя в себя металась со стоном по кровати. После приема лекарства метания прекратились, Ирина снова пришла в сознание, явно почувствовав себя лучше, но зато речь ее стала совсем бессвязной, прерываемой диким хохотом. На этот раз ей удалось даже соскочить с постели и вырваться на улицу. С большим трудом ее, вырывающуюся и царапающуюся, удалось вернуть в дом и даже пришлось связать. И опять она быстро успокоилась и заснула тревожным сном. На другой день Тайра решила не давать больше лекарства, но от этого стало только хуже. Ирина так извивалась на постели в корчивших ее судорогах, что ее снова пришлось связать, чтобы она не поранилась. Но Ирина издавала столь жуткие крики и стоны, так жалобно выкрикивала одно только разумное слово: «Дай!», что Тайра не выдержала и дала ей всего несколько капель лекарства. На этот раз буйства почти не было – зато уже через минуту блаженная улыбка полного умиротворения и счастья играла на губах Ирины. И снова – тяжелый сон, и снова – метания, судороги и дикие крики утром. Теперь Тайра давала лекарство совсем по несколько капель, но зато почти постоянно. В буйство Ирина больше не впадала, но зато стала словно замороженной, не реагирующей ни на что. И только когда действие лекарства начинало проходить, она начинала тревожно озираться по сторонам и тихо постанывать.