Выбрать главу

Сольвейн вдруг понял, что провёл последнюю неделю будто во сне. Он в самом деле редко выходил из шатра — подобной ненасытностью он отличался лишь в ранней юности, когда только взял Хьёдвиг и много часов подряд проводил с молодой женой в их новом доме. Но те времена прошли. Ныне Хьёдвиг, его суровая Хьёдвиг, раздалась в талии и отяжелела в бёдрах, мужа ночами принимала всё неохотнее и частенько ворчала, неужто ему мало молоденьких рабынь. Шла ли она в сравнение с этим юным, гибким, узким и горячим внутри телом? Сольвейн вновь вспомнил светлые глаза дикой кошки, восемнадцать зим назад введшей его в мир воинов, в мир любви и насилия. Почему он не взял её тогда с собой и не сделал своей женой? Он не помнил. Это было так давно, и столько других женщин и битв лежало между ним и нею.

Столько женщин — и один мальчик. Которого, Сольвейн понял вдруг, он не хотел лишаться — и не хотел ни с кем делить. Довольно того, что когда-то он не сумел сохранить ту, у которой были такие же глаза.

Бьёрд увидел, что он мрачен, и послал ему короткий вопросительный взгляд. Сольвейн задёрнул полог шатра, остановился и хмуро посмотрел на своего пленника. Взлохмаченные чёрные волосы падали на никогда не улыбавшееся лицо, голубые глаза напряжённо следили за Сольвейном… Этот зверёныш мог кинуться на него в любой миг. Сольвейн помнил, как он, даже будучи раненым и связанным, извивался в его руках в самый первый день. Почему он теперь молчалив и покорен? Внезапно эта мысль вызвала в Сольвейне не удовольствие, а раздражение. Он резко шагнул к Бьёрду и грубо толкнул его назад. Когда парень потерял равновесие, Сольвейн схватил его за ноги и дёрнул, переворачивая на живот. Бьёрд тревожно заёрзал, но не особенно воспротивился. Даже встал на четвереньки и приподнял зад, уже зная, что последует дальше.

Сольвейн посмотрел на его исполосованную рубцами спину и выругался. С силой ударил ладонью по подставленной ягодице — как в ту, первую ночь.

— Тупая скотина! Почему ты это делаешь? У тебя в руке только что был нож! А где он теперь? Ты и Рунгару так же подставишься, глупая кмелтская тварь?

Миг — и мальчишка взвился на ноги, будто его вытянули плетью. Крутанулся на месте — и вперил в Сольвейна взгляд дикой кошки. Тот самый взгляд! Его рёбра под повязкой, которую Сольвейн исправно менял дважды в день, ходили ходуном, будто ему было трудно дышать. Сольвейн почувствовал лёгкое замешательство. Неужели сам его голос так разъярил парня? Но почему?

Бьёрд запутал его ещё больше, кинувшись не на него, а к выходу, будто запоздало вспомнил, что надо бы попытаться бежать. Сольвейн поймал его в прыжке, перехватил за пояс и бросил обратно. Раздражение прошло, как не бывало, теперь он чувствовал усталость и тревогу.

— Рунгар хочет тебя, — сказал он, глядя на Бьёрда сверху вниз. Тот сидел там, где упал, не пытаясь подняться и сжигая Сольвейна взглядом. — Но он тебя не получит. Я не знаю, чего хочешь ты сам, Бьёрд, и… мне всё равно. Но он не получит тебя, пока я жив. — Он помолчал, потом добавил: — Сегодня ночью я не стану тебя связывать.

К тому времени совсем стемнело. Сольвейн вышел из шатра, чтобы его собратьям, слышавшим их с Рунгаром разговор, не показалось, что он трусит. С нарочитым спокойствием обменявшись несколькими словами с теми, кто сидел неподалёку, Сольвейн приподнял полог шатра.

— Бьёрд! Сюда!

Мальчишка пристально посмотрел на него. Потом, поколебавшись, встал — и пошёл к двери. У самого выхода Сольвейн остановил его, снял со своих плеч плащ и бросил мальчишке.

— Прикройся.

Они ели у общего костра. Сольвейн посадил Бьёрда рядом с собой и кормил его, протягивая нож с насаженным мясом. Мальчишка молча сдёргивал куски конины с острия и угрюмо отправлял в рот. Братья Сольвейна глядели на него с любопытством — большинство видели его впервые, ведь всю неделю Сольвейн выпускал его из шатра лишь затем, чтобы он мог справить нужду. Взгляды тех, кто присутствовал при недавнем разговоре Сольвейна с Рунгаром, были особенно пристальны. Мальчишка сидел под этими взглядами, нахохлившись, высоко подняв воротник сольвейнова плаща, и в самом деле походил на взъерошенную птичку, окружённую стервятниками.

— Как его имя? — спросил кто-то.

— Бьёрд, — ответил Сольвейн.

— Ха! — воскликнул Рарст, сидящий тут же. — Орёл закогтил пташку! На что теперь надеяться старому волку? Только глядеть в небо да завистливо выть!

Имя «Рунгар» писалось рунами «великий» и «волк». Не понять намёк было невозможно. Воины барра захохотали, хлопая ладонями по коленям в знак одобрения. Сольвейн тоже позволил себе улыбнуться. Его немного успокаивало, что племя на его стороне. Да и могло ли быть иначе? Сам Рунгар не может этого не понимать. Воля когоруна значит немало, но закон есть закон.