— Такого нет.
— Совсем нет? А как далеко простираются в космосе границы?
— В бесконечность! — гордо ответил он.
На минуту я остолбенел. Я никогда не представлял себе, что вся бесконечная Вселенная может кому-то принадлежать. Но теперь это показалось мне вполне естественным. В конце концов, кто-то должен владеть пространством!
— Я хочу отправиться в Американский космос, — заявил я, не придав этому большого значения, хотя потом оказалось, что напрасно.
Клерк молча кивнул и стал проверять мою анкету с пятилетнего возраста — начинать с более юного возраста, по-видимому, не имело смысла. После этого он выдал мне общую визу.
Когда я прибыл на космодром, мой корабль был уже заправлен и подготовлен к старту. Мне удалось взлететь без приключений. Однако по-настоящему я осознал свое одиночество лишь тогда, когда Земля превратилась сначала в маленькую точку, а затем и вовсе исчезла за кормой.
С момента старта прошло пятьдесят часов. Я производил обычный осмотр своих запасов, как вдруг заметил, что один из мешков с овощами отличается по форме от других. Развязав его, я вместо ста фунтов картофеля обнаружил в нем… девушку.
Космический заяц! Я застыл с открытым ртом.
— Ну, — заговорила она, — может, вы поможете мне выбраться из мешка? Или вы предпочитаете завязать его снова и пред ать забвению этот инцидент?
Я помог ей вылезти. Девушка оказалась очень симпатичной, со стройной фигуркой, задумчивыми голубыми глазами и рыжеватыми волосами, напоминающими струю пламени от реактивного двигателя. Лицо ее, изрядно перепачканное, выдавало характер бойкий и самостоятельный. На Земле я был бы счастлив отмахать миль десять, чтобы встретиться с ней.
— Вы не могли бы дать мне чего-нибудь перекусить? — спросила она. — С самой Земли у меня крошки во рту не было, если не считать сырой моркови.
Я приготовил ей бутерброд. Пока она ела, я спросил:
— Что вы здесь делаете?
— Вы все равно не поймете меня, — ответила она с набитым ртом.
— А я уверен, что пойму, — сказал я.
Она подошла к иллюминатору и стала смотреть на панораму звезд (в основном американских), сиявших в пустоте Американского космоса.
— Я стремилась к свободе, — сказала она наконец.
— То есть?
Она устало опустилась на мою койку.
— Может быть, вы назовете это романтикой, — голос ее звучал спокойно, — но я принадлежу к тем безумцам, которые темной ночью декламируют стихи и обливаются слезами перед какой-нибудь нелепой статуэткой. Я прихожу в волнение при виде желтых осенних листьев, а капли росы на зеленой лужайке кажутся мне слезами Земли. Мой психиатр говорил, что у меня комплекс неполноценности.
Она утомленно закрыла глаза — я вполне понимал ее. Просидеть пятьдесят часов в мешке из-под картофеля — это утомит кого угодно.
— Земля стала раздражать меня, — продолжала она. — Я больше не могла все это выносить: казенщину, дисциплину, лишения, «холодную войну», «горячую войну» — все на свете… Мне хотелось смеяться вместе с ветром, бегать по зеленым полям, бродить по тенистым лесам, петь…
— Но почему вы выбрали именно меня?
— Потому что вы хотели свободы, — ответила она. — Впрочем, если вы настаиваете, я могу вас покинуть.
Здесь, в глубинах космоса, мысль эта была идиотской, а на возвращение к Земле у меня не хватило бы горючего.
— Можете остаться, — сказал я.
— Благодарю вас, — кротко ответила она, — вы действительно поняли меня.
— Конечно, — сказал я, — но давайте сначала уточним некоторые детали. Прежде всего…
Тут я заметил, что она уснула прямо на моей койке. На губах ее застыла доверчивая улыбка.
Я, не медля ни минуты, обыскал ее сумочку и обнаружил пять губных помад, маникюрный набор, флакон духов «Венера-5», книгу стихов в бумажном переплете и жетон с надписью: «Следователь по особым вопросам. ФБР».
Я так и думал. Девушки обычно не ведут таких разговоров, а шпики только так и говорят.
Мне было приятно узнать, что правительство по-прежнему не спускает с меня глаз. Теперь я не чувствовал себя таким одиноким в космосе.
Мой космический корабль углубился в просторы Американского космоса. Работая по пятнадцать часов ежедневно, я сумел добиться, чтобы этот музейный экспонат летел как одно целое, атомные реакторы не слишком перегревались, а швы в корпусе сохраняли герметичность. Мэйвис О'Дэй — так звали моего шпика — готовила пищу, вела хозяйство и успела расставить по всем углам миниатюрные кинокамеры. Эти штуки противно жужжали, но я притворялся, что ничего не замечаю.