Когда он вышел из мотеля, перевалило далеко за полночь. Улицы города кипели жизнью. Даррел предельно устал, его тошнило от людей. Единственное, чего он хотел - добраться до дома. День сегодня выдался более чем насыщенный и он наконец выдохся. Сколько детей надо ещё спасать, а он один! Его дом на краю города, до него идти и идти. Он быстро шагал, мечтая о том, как устроится под одеялом с хорошей книгой и чашкой чая. Он старался по возможности держаться в тени. Знал, копы будут искать его, а он не такой уж незаметный. Он и не взглянул на машину полную детей, которая тащилась рядом с ним. Не взглянул, пока дети не выскочили и не бросились на него.
- Да, это он! - хрипленько донеслось из окна.
То был маленький курильщик Джоуи. Парень постарше выпрыгнул из машины и врезал Даррелу битой по голове. Раздался громкий треск. Даррел растянулся на земле.
- Ты чуть не прикончил моего брата, ёбаный мудак!
Всё случилось так быстро, что Даррел не успел выхватить оружие. Дети прижали его к земле, обшарили карманы, отобрали нож, револьвер и принялись избивать. Ботинки, кроссовки, биты и что - то вроде железной трубы, всё обрушилось на него, всё дробило его лицо, рёбра, голову, руки, колени. Даррела забивали насмерть. В беспамятстве он почти не понял, что его всего облили чем - то вонючим, похожим на бензин, а потом он горел и сквозь собственные крики он слышал, как безудержно хохотали дети.
Они никогда не поймут.
Джоуи вместе со старшим братом Майком пробрались в дом через окно подвала и на цыпочках, чтобы не разбудить родителей, прокрались на второй этаж в свои спальни. От ребят до сих пор несло дымом и бензином. Оба юркнули в кровати и попытались выбросить из головы того старого бродягу, попытались забыть, как он кричал, объятый пламенем и дымом, как шипела, будто жир на сковородке, его кожа, сползая с черепа. Но только Джоуи решил, что справился, сумел наконец заглушить жуткие крики у себя в голове, скрипнула задвижка окна и та самая вонь палёной свинины, которая повисла в округе после учинённой ими кремации, ворвалась в комнату и ударила ему в нос.
Он открыл глаза.
К нему, заслоняя свет луны, приближался обугленный череп Даррела. Но старик же умер, умер к тому времени, как они бросили его догорать и разбежались. Джоуи вперился в старика: он действительно умер.
К мальчику приближался безглазый череп.
Сквозь его обгоревшую плоть на Джоуи сверкали зубы, он видел, что некоторые почерневшие ошмётки пристали к черепу, а другие рассыпались пеплом по полу.
К мальчику приближался мертвец.
Джоуи хотел заорать, но старик так сжал ему горло, что тот не выдавил ни звука. Обугленные пальцы Даррела щёлкнули зажигалкой. Пламя приблизилось к лицу мальчика.
- Джоуи, пойми, шутить с огнём нельзя.
Джоуи снова хотел заорать, сумасшедший мертвец направил пламя зажигалки ему в правую ноздрю. Ноздря задымилась, Джоуи корчился, извивался в кровати, но Даррел крепко держал его.
По крайней мере, мальчик усвоил хотя бы один урок.
Он понял, что в мире есть боль, он её испытал.
Теперь мальчик знает, он вовсе не бессмертен и за каждый поступок нужно отвечать. Следующие уроки займут больше времени и окажутся для него куда болезненнее, но как раз времени у Даррела отныне хоть отбавляй. Ведь мальчик должен понять. Даррел не позволит ему встать на кривую дорожку и закончить жизнь в тюрьме, как это случилось с Джейком, сыном Даррела, которого приговорили к смертной казни за убийство наркобарыги. Н-е-е-ет, Даррел как следует научит ребёнка.
Старик поднёс пламя зажигалки к его веку и удовлетворённо улыбнулся, когда кожа на веке задымилась и лопнула.
Перевод: Женя Дарк
"Мюнхаузен по доверенности"
Элли встретила день улыбкой, которая отогнала воспоминания о ночи. Она повернулась ухом к небесам и услышала хор криков и стонов, поющих ей серенаду, как казалось, одновременно со всех сторон. Ее дети взывали. Ее бедное больное потомство нуждалось в ней. Они страдали, и только она могла им помочь.
Она смахнула утреннюю росу со своих волос, и капли рассыпались тонким туманом, оседающим на землю под ней. Ее длинные платиновые локоны развевались на легком дуновении ветерка, как прядь перистых облаков, плывущих за ней.
Элли считала себя поразительной красавицей. Ее бесило, что люди часто принимали ее за мужчину. Она гордилась своей женственностью и еще больше гордилась тем, что являлась матерью стольких прекрасных детей. Никто не сотворил больше жизни, чем она.
Даже после всех многочисленных родов ее груди все еще казались полными и спелыми. Они были слишком велики, чтобы поместиться в бюстгальтер, но нисколько не отвисали. Гравитация не имела над ними власти. Никакая пластическая хирургия не смогла бы имитировать их совершенство. Ни один мужчины не обладал такими широкими бедрами, как ее бедра, пышными и аппетитными, а также такой круглой и пухлой задницей. На самом деле, и ни одна женщина тоже. В ее понимании она являлась идеальной женщиной. Временами ее беспокоило то, что другие не видели ее в подобном качестве.