Я сорвал его нижнее белье, разорвал его надвое и уставился на его дряблые ягодицы. Потом схватил их и развел пошире, обнажая сморщенный анус. В нем не было ничего особо привлекательного. Но все равно я чувствовал нарастающий стояк, торопливо набухающий от перспективы нарушить табу прямо здесь, открыто, на глазах у стада пораженных свидетелей. И потом, ради удовольствия, я входил в гораздо менее привлекательные дырки, чем эта. Да, все они были женскими, и это был шаг в совсем ином направлении, но парнишка был прав в своих дебильных лозунгах. "Я трахаюсь ради оргазма, а не зачатия". Так почему я должен трахать девушку, но не этого уродца? В смысле, почему нет?
Я вытащил член, смазал его слюной, потом плюнул на большой палец и воткнул его в задницу парнишки. Он начал приходить в себя и вздрогнул от этого вторжения. Вытащив палец, я нацелил член ему меж ягодиц и приготовился вогнать до отказа, пока толпа то подбадривала меня, то проклинала. Он очнулся, взвизгнув, когда мой член растянул его кишки.
Его отчаянные попытки сбежать, его крики и слезы так меня распалили, что сперма выстрелила почти мгновенно. Слыша приближение сирен, я натянул штаны и припустил по переулку, прыгая через ограды, оставив политкорректного уродца далеко позади до того, как в переулок вошел первый коп.
Я остановился поссать. Взяв пример с киников древности, так презиравших общественную мораль, что испражнялись на публике, я стащил штаны среди улицы и облегчил нутро с обоих концов. Не найдя доводов против, я бросил там свои штаны с бельем и пошел прочь. Случайный ветерок, налетавший в тот влажный день, щекотал мне яйца, возвращая сталь эрекции. Я шел по улице, помахивая им на ветру, вызывая вздохи изумления и хмурое отвращение. Я забавлялся зрелищем того, как старухи и юные девушки бранили и проклинали меня или хихикали и хмыкали, когда я проходил мимо, оскорблялись или смущались моей наглой обнаженности.
Я шел за юной домохозяйкой от самого рынка, мастурбируя на утонченные покачивания и виляния ее роскошного зада. Яростно надрачивал себе, представляя, как вгоняю свой набухший орган меж этих сладострастных ягодиц. К счастью для нее, я достиг оргазма раньше, чем она дошла до дома. Но я бы за ней вернулся.
Был почти закат, когда я, наконец, притащился домой и лег отдохнуть. Мой разум все еще обдумывал все верования и убеждения, так долго сковывавшие его, я размышлял о том, скольких возможностей лишали меня эти ограничения. Мне стало интересно, могу ли я летать.
Теперь ты точно решишь, что я сошел с ума, но я сидел там часами, отсекая все, что связывало меня с землей, и не нашел ни одной жутко убедительной причины оставаться на ней. Я перебрал все аргументы против самостоятельного полета, один за другим, и порвал эти аргументы в клочья. Первым был очевидный недостаток у меня аэродинамики. Но, как еще века назад указал Декарт, все мои чувства и раньше бывали одурачены. Я видел вещи, которые казались маленькими на расстоянии, но при ближайшем рассмотрении были огромны. Мне казалось, что я видел одного человека, но он оказывался другим. И даже видел краем глаза то, чего там не было. Я думал, что слышу голоса, когда никто не говорил. Даже путал один запах с другим. И сколько раз, задремав, я представлял себе ощущения, у которых не было внешних причин, и все же они наполняли все мое существо, словно я и, правда, падаю, или меня бьют, или мне отсасывает Мадонна, или я лечу? Все мои чувства были открыты интерпретациям разума, который был небезупречен. И, согласно новым принципам моего мышления, если в чем-то можно сомневаться, если уверенности нет, следовательно, это не вся правда. Сама форма моего тела была вполне обсуждаема. По сути, даже его существование было обсуждаемо.
Мой разум мог мастерски подделать внешние ощущения и убедить меня, что я занимаюсь сексом, даже довести до пика оргазма. Так будет ли такой уж натяжкой вообразить, что все внутренние и внешние ощущения были продуктом человеческого ума, а физического тела на деле не существовало? Если я мог летать во сне, то почему бодрствуя - нет? И тогда я оставил свое тело позади и воспарил.
Знаю, я слишком упрощаю. Все было не так просто, словно мысль превратилась в реальность, но с другой стороны, так оно и было. Сначала следовало полностью убедить себя. Но недавно я убедил себя, что нет особой разницы между шелковым, влажным раем между бедер женщины и дряблым, волосатым, прыщавым задом мужика, и после этого новая задача была не так сложна, как кажется.