Наверное, Лихолесский принц был самым сильным в их Братстве. Как физически, так и морально. Самым сильным, самым опытным, самым понимающим. Ему самому не раз за свои века приходилось терять товарищей, друзей, родных… собственную мать. О Эру, а ведь та даже не сказала ему о том, что жива, предпочитая избегать сына все те дни, что он находился в Ривенделле. Вот ведь упрямая женщина!
А считается ли предательством то, что Айнэ молчит о ней? Хотя какая разница, не до этого сейчас.
Тяжело вздохнув и помотав головой, девушка встала, направившись к поваленному бревну недалеко от их импровизированного лагеря. Здесь расположился их временно уполномоченный дозорный.
— Боромир, тебе стоит отдохнуть, — Первоцвет положила руку на плечо мужчины и присела рядом с ним. — Иди, я подежурю вместо тебя.
— Тебя никогда не посещали мысли о том, что будет, если мы не справимся? — пропустив её просьбу мимо ушей, совершенно бесцветным, но с примесью истинно воинской мужской хрипотцы спросил гондорец.
— Наверное, будет очень плохо, — пожала плечами девушка. — Обычно я не думаю над тем, чего не может быть.
— Ты так уверена в нас, — горько усмехнулся Боромир.
— А почему нет? — Айнэ посмотрела далеко за горизонт, в ту же сторону, что и он. — Вы четверо — дунадайн, гном, человек и эльф — сильные, умелые, опытные воины, а у хоббитов необычайная способность быстро чему-то учиться и оставаться вечно незамеченным для врага. Почему бы не быть уверенной в вас?
— Но ты всего лишь хрупкая и сла…
— Но-но-но, — грозно прервала Первозданная мужчину. — Не смей заканчивать своё предложение. Да, ты прав, по сравнению с вами воин я такой себе, несмотря на годы обучения и хвалу верящим всем сплетням жителей всех мастей и народов… Но мне напророчено ещё лет сорок жить точно, к тому же на моей стороне магия и…
— У Гэндальфа тоже была магия…
— Да, — кивнула она, принимая, наконец-то, на осознание чего ушло добрых три дня самобичевания, — а ещё выбор. И он сделал его, выбрал смерть ради нас. А я выбираю жизнь. Умереть — слишком просто. Жить ради кого-то намного сложнее. А у меня есть ради кого жить.
Боромир впервые обернулся на нее, удивлённо замечая на её губах мягкую улыбку.
Айнэ приняла смерть Гэндальфа. Своего дедушки.
Даже она приняла.
Пора и Братству жить дальше.
— Так ты идёшь спать или нет? — вновь спросила Айнэ. Боромир лишь усмехнулся, собираясь что-то ответить, но тут сзади донёслось недовольное бурчание Гимли:
— Шли бы вы оба спать.
— Вот и пойду, — Боромир встал с насиженного места и, слегка пошатываясь от сонливости и слипающихся глаз, подошёл к огню и лёг рядом с Арагорном. Айнэ проводила его тёплым насмешливым взглядом и повернула голову на безоблачное небо, вытягивая ноги и облокачиваясь разогнутыми руками о бревно за спиной.
Спустя минуту девушка почувствовала что кто-то, а точнее она знала кто, сел рядом с ней и теперь не сводил изучающего взгляда. В нос ударил терпкий аромат Лихолесского леса и свежескошенных трав. Любимые запахи Спасительницы.
— Дурной тон так смотреть на незамужних эллет, Аранен. Я ведь могу подумать, что заинтересовала Вас, — Айнэ со смешинками, плескающимися в бездонно белых глазах, посмотрела на принца. Косо остриженные сверкающие в лунном свете волосы, едва достающие до плеч, колыхнулись из-за движения головы, на долю секунды привлекая внимания эльфа.
— Ни для кого уже не секрет, что ты интересуешь меня, моя Амари.
Айнэ закатила глаза.
— А как же хвалённая эльфийская любовь к той самой единственной и неповторимой? Не уж-то Тауриэль так быстро ушла из твоего сердца.
— Тауриэль мой друг и только…
Девушка недовольно цокнула и, не желая больше продолжать этот бессмысленный разговор, встала с бревна и направилась в чащу, всё дальше и дальше уходя от костра. Она чувствовала, что принц идёт за ней, и уже мысленно готовила себя к скандалу, который начнётся сразу же, как только они отойдут на приличное расстояние от Братства.
— Ладно, хорошо. Предположим, что Тауриэль была лишь другом для тебя. Мне-то об этом зачем знать?
— Ты расстроена… — констатировал факт практически бесцветным голосом Леголас, словно подтверждая что-то у себя в голове.
— Конечно, Балрог тебя задери, я расстроена! — Айнэ резко обернулась, гневно сверкая глазами. — Гэндальф умер. Для меня он был самым родным человеком после Радагаста. А теперь их нет обоих, и я не знаю, что мне делать!
— Но сейчас ты расстроена не поэтому… — аккуратно, медленно, будто боясь спугнуть трусливое животное, он начал подходить ближе к пыхтящей от переизбытка чувств эллет.
— О, ну ты же лучше знаешь! — она всплеснула руками. — У тебя всегда своя истина! Гномы — ничего недостойные существа, помогаешь им — ты тоже ничего недостойное существо, и тебе место за решёткой у вечного «правого» Ар-Трандуила. Ты бросил меня на скале без сознания! Да ладно я, кто я для тебя, лишь назойливая и вечно идущая на спор с тобой эльфийка, — Леголас поморщила от слов девушки, с горечью отмечая, что её твердолобость не даёт ей увидеть правду. Или она просто слишком упряма, чтобы простить ему маленькую оплошность и скверный в прошлом характер. — Мы и знакомы-то были меньше трёх дней. Ты бросил свою лучшую подругу там, и пусть по твоим словам она не твоя возлюбленная, и ушёл восвояси, предупредив лишь своего отца! А всё почему? Потому что с нами был гном, которого Тауриэль предпочла тебе. Гнома, которого она видела от силы в третий раз тебе, Аранену Лихолесья. Тебе, с которым росла и была рядом всю свою жизнь!
— Ты права.
— Даже не пытайся опра… стоп, что? — Первозданная, глупо хлопая ресницами, посмотрела на твёрдо глядящего ей в глаза мужчину.
— Ты права, — вновь повторил эльф. — Я был импульсивен, твердолоб, слеп, и, мягко сказать, недолюбливал гномов, ведь вырос под влиянием своего отца. Да, я был гордецом. Да, я не смог перебороть себя и просто подойти к вам, сказать о том, что мне нужно время всё переосмыслить. Но я переосмыслил. И многое осознал. И я искал тебя.
— Сколько? Двадцать лет? Тридцать? Быстро же ты сдался.
— Ты намеренно убегала от меня! — с тихим рыком парировал эльф. Впервые его голос стал громче стрекота цикад; в нём звучали гнев и обида. — Я слышал это от многих бродячих. Одни жалели меня, считая моё дело пропащим, а другие откровенно смеялись надо мной и моими попытками найти ту, что не хочет быть найденной.
— И ты так быстро сдался… — вновь с тихой горечью повторила эллет. — Да, — она отвернулась от принца, — да, я избегала тебя. Намеренно не задерживалась нигде больше недели. Потому что знала. Знала, что стоит мне увидеть тебя хоть раз, и я перейду точку невозврата. Знала, что поддамся своей сентиментальности и чувствам. И надежде… ведь ты искал. Значит, я нужна была тебе. Это грело мне сердце. И я надеялась, что ты прекратишь поиски и оставишь мою истерзанную душу в покое, дашь прийти мыслям в порядок. И ты сделал это, разбередив сердце ещё больше. Да, — она вновь повернулась к молчавшему мужчине, — да, я избегала тебя как последняя трусиха. Надеялась и избегала, страшась того, что надежда напрасна. Надеялась и боялась, что ты уничтожишь меня своим холодным взором и речами. Что назовёшь меня влюблённой дурочкой. Потому что, чёрт возьми, да, я люблю тебя, Леголас Трандуилион!
Вот она. Точка невозврата пройдена.
Айнэ осознала, что она сказала слишком поздно. Стояла с расширенными глазами, пребывая в состоянии какого-то афтершока, глотала воздух как рыба, выброшенная на берег. Сердце пропускало удары в ожидании хоть какой-то реакции от замершего эльфа.
Казалось, прошла вечность, прежде чем он сдвинулся с места, решительно подходя к девушке. Глаза эллет непроизвольно расширились ещё больше, прежде чем тот рухнул перед нею на колени, хватая и крепко сжимая руками ткань походных штанов на бёдрах.
— Эй, ты чего? — от шока Айнэ перешла на более привычное всеобщее наречие; её руки непроизвольно легли на светлую макушку. — Встань.