На середине песни Перегрин перестал петь и остановился, глядя на Гэндальфа в толпе, но его осёк кузен, и они вновь запели:
— Но лучший эль для храбрецов…
В Зелёном лишь драконе!
Они чокнулись кружками и стали залпом пить эль.
Айнэ весело рассмеялась и, заметив рядом с Гэндальфом ещё и Арагорна, пошла к ним. Но на половине пути её окликнули хоббиты.
— Айнэ!
— Айнэ, спой теперь ты! — просил Пиппин.
— Да, Айнэ, теперь твоя очередь! — вторил ему Мэрри.
— Р-ребята, — подавив шок заговорила эллет. — Я не думаю, что это хорошая идея.
— Спой, Спасительница, ну! — поддакивали хоббитам воины. Двое рохиррим подхватили её под руки и подняли на стол, туда, где уже стояли человечки. Весь зал стал скандировать «Спой! Спой!». Каждый считал своим долгом на каждое «Спой!», ударить кружкой по столу, или рукой по руке, или рукой по плечу, или, в крайнем случае, — по товарищу. Когда гул стал невыносим, Айнэ сдалась.
— Ну, всё, хватит! — после её слов все разом замокли. — Хорошо, я спою.
И зал вновь взорвался воплями, но теперь радостными.
Уже новые роханцы поставили на стол деревянное кресло, и Мэрри с Пиппином, галантно подав руки эльфийке, усадили в него девушку.
— Тихо! — вскричал Теоден, призывая всех к молчанию. — Спасительница поёт.
И водрузилась тишина. Первые несколько секунд Айнэ выбирала, что ей спеть, блуждая глазами по собравшимся вкруг неё воинам, пока в конце зала она не заметила улыбающегося ей Леголаса.
— Был зелен плющ, и вился хмель,
Лилась листвы полночной тень,
Кружилась звездная метель
В тиши полян, в плетении трав.
Там танцевала Лютиэн,
Ей пела тихая свирель,
Укрывшись в сумрачную тень
Безмолвно дремлющих дубрав.
Восхищённо вздохнув, рохиррим поняли, что Спасительница поёт самую знаменитую балладу эльфов, переведённую на вестрон. Необычная история и эльфийское происхождение в сочетании с чистым нежным голосом вызывало восхищение даже у самых мрачных и скупых на эмоции и похвальбу мужчин.
— Шёл Берен от холодных гор,
Исполнен скорби, одинок,
Он устремлял печальный взор,
Во тьму, ища угасший день.
Его укрыл лесной чертог,
И вспыхнул золотой узор
Цветов, пронзающих поток
Волос летящих Лютиэн.
Он поспешил на этот свет,
Плывущий меж густой листвы,
Он звал, но слышался в ответ
Лишь шорох в бездне тишины.
И на соцветиях травы
Дрожал под ветром светлый след
На бликах темной синевы,
В лучах бледнеющей луны.
История была довольно грустна. Настроение песни предавалось певице, а от неё — роханцам. Некоторые особо впечатлительные даже пустили слезу. Переживая за главных героев баллады.
При свете утренней звезды
Он снова шёл и снова звал,
В ответ лишь шорох темноты,
Ручьев подземных смех и плач.
Но хмель поник, и терн увял,
Безмолвно умерли цветы,
И землю медленно объял
Сухой листвы шуршащий плащ.
Шел Берен через мертвый лес,
В тоске бродил среди холмов,
Его манил полет небес
И дальний отблеск зимних грез.
В случайном танце облаков
Он видел облик, что исчез,
В извивах пляшущих ветров
Он видел шелк ее волос.
Девушки самозабвенно слушали слова песни, представляя себя на месте главной героини — самой прекрасной эльфийки. За ними шли их возлюбленные сквозь тернии имея лишь призрачную надежу и вспыхнувшую как пламя любовь.
Она предстала перед ним
В наряде солнечных огней,
Под небом нежно-голубым
В цветах оттаявшей земли.
Так пробуждается ручей,
Дотоле холодом томим,
Так льется чище и нежней
Мотив, что птицы принесли.
Айнэ помолчала, но потом вновь запела.
Она пришла — и в тот же миг
Исчезла вновь, но он воззвал:
— Тинувиэль! — и скорбный крик
Звучал в лесах и облаках.
И светлый рок на землю пал,
И светлый рок её настиг,
И нежный свет её мерцал,
Дрожа у Берена в руках.
Он заглянул в ее глаза —
В них отражался путь светил,
В них билась вешняя гроза,
И в этот час, и в этот день.
Несла рождение новых сил
Её бессмертная краса.
Свершилось то, что рок сулил
Для Берена и Лютиэн.
Она вновь замолчала, взглянув в ту сторону, где раньше стоял Леголас. Эльф по всей видимости ушёл, что немного взволновало Айнэ.
В глуши лесов, где гаснет взор,
В холодном царстве серых скал,
В извивах черных рудных нор
Их стерегли моря разлук.
Но миг свидания вновь настал,
Как рок сулил, и с этих пор
На том пути, что их призвал,
Они не разнимали рук.
Допев и выслушав всю похвальбу, девушка решила всё же не ходить за эльфом, дав ему время побыть одному.
Наконец, спустя пару часов, не меньше, народ потихоньку стал расходиться. Кого тащили на себе товарищи, кого оставляли вырубленными на том месте, куда они свалились. Айнэ тоже вышла из зала и пошла в комнату, отведённую Братству.
Здесь были почти все, кроме Леголаса. Арагорн ходил между хранителями, заботливо подтягивая одеяла тем, кто мёрз, но из-за глубокого сна не мог проснуться.
Прикрыв за собой дверь, Айнэ всё же вернулась в свои покои. Сняв тяжёлое облачение, девушка надела лёгкое шёлковое ночное платье, поверх которого накинула халат того же комплекта и вышла на балкон.
Восток был затянут тучами, обрывающимися ближе к горам. Айнэ печально вздохнула. В её мыслях пронеслись два хоббита идущих к горе, кольцо, которое они несли, Саурон, Мелькор, Манвэ, Гэндальф, Боромир, Гимли, Мэрри и Пиппин, Теоден с племянником и племянницей. Последним в голове застрял образ Леголаса. Она снова вздохнула и потёрла кольцо на указательном пальце, после чего решила вернуться в комнату.
Но на половине пути девушка потеряла сознание и свалилась на пол.
========== Глава XXV, в которой враг смеётся безумно ==========
Комментарий к Глава XXV, в которой враг смеётся безумно
В предыдущих главах: Саурон повержен, Айнэ узнаёт правду о своей семье и заговоре среди майар, пир в честь победы в Битве за Хельмову падь подошёл к концу.
Война стучится в ворота Рохана
О нас думают плохо лишь те, кто хуже нас, а те кто лучше нас, им просто не до нас.
Омар Хайям
Белокаменный город.
Нет. Крепость…
Минас-Тирит.
Белое дерево в каменной крепости. Оно… полыхало огнём.
Оно сгорало. Ему было больно. Дерево тоже было живое! Оно тоже хотело жить!
Оно сгорало и с каждой секундой в голове появлялись всё больше и больше голосов.
Они кричали. Все кричали. Кричали от боли. Мужчины, женщины, дети, старики… Они сгорали вместе с белым деревом.
А вместе с ними сгорала и Айнэ.
— Я знаю, кто ты, — прошипел голос, и его шёпот оказался громче тысячи криков.
Белое дерево исчезло, но голоса не умолки. Теперь перед ней были картины пыток детей и взрослых, убийство немощных и насилие над женщинами. Все люди были в крови. Все они были в цепях. Все они кричали, присоединяясь к воплям в голове. И все они потом погибали, не переставая кричать.
— Нравится, да? Твои глаза хотят закрыться, но твоей тёмной душе это нравится, верно?
Больше картин. Больше крови. Больше боли. Больше криков.
— Нет… — вместо отчаянного вопля вырвался лишь еле протестующий шёпот.
— Нет? — наигранно удивился голос. — А это?
Теперь перед ней было поле брани. То тут, то там валялись обескровленные тела рохиррим. А рядом с ней…
Тела хранителей.
У всех у них были открытые глаза, в которых застыл предсмертный ужас. Все они не дышали. Все они были бледны как ночь.
И ближе всех к ней лежал Леголас.
— Печальная картина… — вздохнул голос. — Но тебе нравится, верно, моя тёмная госпожа? — его тон тут же переменился с печального на весёлый.