Королев не имел возможности вылетать с нами на все заводы, которые мы с Хазановым намеревались вывести на орбиту космического приборостроения. Однако он всегда помогал, даже не выходя из кабинета. Перед тем как отпускать нас в самостоятельные экспедиции с целью «колонизации» чужих заводов, Королев договаривался с ЦК, Госпланом и ВПК. Оттуда незамедлительно следовали указания секретарям областных комитетов партии. Когда мы прилетали на своем самолете в нужный город, нас принимали, как высоких гостей. Прежде чем отправляться на завод, мы посещали оборонный отдел обкома. Как правило, представители обкома и совнархоза сопровождали нас при всех разговорах с директорами заводов вплоть до заключительных банкетов. Иногда доходило до курьезов.
Прилетев в Казань, мы убедились, что имеющиеся там заводы по своему профилю нам не подходят, но могут быть использованы нашим смежником Алексеем Богомоловым для производства приемоответчиков системы радиоконтроля орбит (РКО). Главный конструктор ОКБ МЭИ Богомолов располагал в самом МЭИ небольшим опытным заводом, который не мог удовлетворить наши потребности по количеству и срокам поставок. Учитывая это, я, где удавалось, старался договариваться не только о производстве по прямым заказам нашего ОКБ-1, но и о загрузке заводов подходящего профиля изделиями других главных конструкторов, работавших по нашим заданиям. В Казани представился такой случай, и ОКБ МЭИ получило на долгие годы хорошую производственную базу.
Однако прямых заказов для нашего ОКБ-1 в Татарском совнархозе мы никому предложить не смогли и спешили улететь. Директор одного из заводов, расположенного на берегу Камы, захватил нас «в плен» и увез к себе. В течение двух дней он организовывал пикники с рыбной ловлей на живописных островах, имея одну цель – получить заказ на производство космических приборов. Он нас выпустил, только получив заверения, что мы рассмотрим такую возможность в ближайшие дни. Увы, это был завод массового производства, а наша научная продукция никак не могла удовлетворить аппетиты завода, приспособленного к выпуску партий из многих тысяч изделий. Значительно более результативными были наши «налеты» на Ростовский и Башкирский совнархозы. Несмотря на скромные рыболовные успехи на Азовском море и уральской реке Белой, мы установили прочные дружественные контакты с Азовским оптико-механическим и Уфимским приборостроительным заводами. Вскоре азовский завод оказался монополистом по производству разработанных нами универсальных испытательных станций и стыковочных агрегатов. Уфимский завод освоил бортовую вычислительную машину и обширную номенклатуру коммутационной аппаратуры для пилотируемых кораблей, вплоть до «Союзов». На Сарапульском заводе авиационных агрегатов удалось организовать крупносерийное производство рулевых машин, освободив от этой трудоемкой продукции наш опытный завод.
Не забыли мы Москву и Ленинград.
Московский завод «Пластик» во время и после войны специализировался на изготовлении самых хитроумных взрывателей для снарядов и ракет различных типов. Главный инженер «Пластика» Борис Зайченков в конце 1959 года проявил незаурядную храбрость, согласившись на наше в значительной мере авантюрное предложение. До середины 1960 года надо было изготовить и отработать сложное, даже по теперешним представлениям, программно-временное устройство (ПВУ) и счетно-решающий блок для марсианских пусков. Эти приборы выполняли функции управления, с которыми теперь справляются микроэлектронные цифровые вычислительные машины. Тогда этой техникой мы еще не владели и только-только освоили схемотехнику на полупроводниковых триодах – транзисторах в комбинации с обычными реле, матрицами на ферритовых сердечниках, магнитными усилителями.