– Рамир хотела поговорить с тобой, – произнесенное Мати имя заставило рабыню окончательно прийти в себя.
Девочка повернулась к ней, подтолкнула рукой:
– Ну же, давай.
Мысленно повторяя слова молитвы, Рамир заставила свое тело, дрожавшее словно от холода, подчиниться приказам воли и, покинув казавшейся ей таким уютным и безопасным темный угол повозки, выбраться наружу. Она не могла даже помыслить о том, чтобы говорить с богом сидя, а потому поспешно спрыгнула на землю, пошла рядом с повозкой, придерживаясь рукой за ее край, словно боясь упасть.
– Тебя что-то тревожит? – спросил ее Шамаш.
– Да, гос… – она заставила себя полной грудью вдохнуть воздух, успокаиваясь, но, не смотря на все ее усилия, когда девушка заговорила вновь, ее голос дрожал, словно отвязавшийся полог на сильном ветру. – Шамаш, – теплота в его глазах, добрая улыбка на губах прибавили ей решимости. – Кто мы в Твоих глазах? – она постаралась подобрать слова так, чтобы вопрос звучал как можно короче и искреннее…
Ему не нужно было переспрашивать, чтобы узнать, кого девушка имела в виду: людей вообще, лишенных дара, караванщиков или рабов. Однако он ответил так, чтобы это краткое слово "мы", вбирало в себя всех, стирая все возможные различия, вместо того, чтобы отражать их.
– Бессмертные души, облаченные на этой земле телами для того, чтобы пройти через испытание жизнью.
– Спасибо, – ее души коснулась радость, когда девушка страшно боялась, что в ответ на ее мольбу прозвучит короткое и беспощадное – "Рабы"…
Но, в то же время, слова повелителя небес… Это было больше, чем можно было ожидать. Рамир чувствовала, что в его словах скрыта мудрость бесконечности, которую ей, простой смертной, не дано понять. Она могла лишь принять и запомнить, надеясь, что когда-нибудь мудрые люди-жрецы или сами боги объяснят ей…
– Больше ты ни о чем не хочешь меня спросить?
– Нет, – конечно, нет, она слишком боялась злоупотребить вниманием бога, вызвав Его гнев. Склонившись в низком поклоне, рабыня поспешила уйти.
– Ладно, малыш, я скоро вернусь, – он, повернувшись, зашагал прочь, спеша сойти с караванной тропы, успевшей уже обрести очертания, превратившись в вившуюся между деревьев узкую дорогу.
Однако стоило ему отойти всего на шаг, как его окликнул мужской голос:
– Господин!
Повернувшись, он увидел лекаря.
– Не называй меня так, – Шамаш качнул головой, однако в его глазах не было гнева, лишь грусть.
– Как Тебе будет угодно… – поспешно проговорил тот. – Прости за мою непростительную смелость…
– Я многим тебе обязан, – он жестом призвал лекаря подойти, подождал, пока тот приблизиться, а потом продолжал: – Лекарь, ведь ты ученый человек. Судя по тому, что я узнал об этом мире, ты, должно быть, служитель, посвященный во многие тайны земли. И ты врачевал мои раны. Неужели же, несмотря на все это, ты видишь во мне бога?
– Да, господин. Прости меня, но я не могу называть Тебя иначе. Я действительно служитель, прошедший все стадии посвящения. Мой город погиб, караванщикам же, пришедшим в миг агонии, был нужен лекарь, а не жрец… Я уже почти забыл о том, кем был когда-то. Но раз Ты напомнил мне… Служитель не может не выказывать богу должного почтения. Это выше его сил.
– Я человек из плоти и крови. Тебе ли не знать этого.
– Господин, Ты – Тот, кем желаешь быть. Твои раны… Воистину, их мог нанести только Губитель. И никто, кроме Тебя, не сумел бы выжить… – он качнул головой.
– Прости, если я говорю не те слова, которые Ты хотел услышать. Но загляни в мое сердце – они сама правда.
– Правда, – колдун вздохнул, – да, это так… Но вот истинна ли она? – Шамаш огляделся по сторонам, нахмурился… Сейчас было не время для сложных религиозных споров, грозивших затянуться надолго.
– Я задерживаю Тебя, – тот сразу все понял, однако, не уходил. – Прошу, лишь несколько мгновений! Это очень важно для меня, для всех нас.
– Спрашивай.
– Фейр сказала: Рамир хотела узнать… Никак не думал, что она осмелится спросить…
Что только ей дало силы… Прости, я не хотел подслушивать ваш разговор, но мне нужно было знать… – он умолк, поймав на себе пристальный взгляд Шамаша.
Тот смотрел на него, не мигая, казалось, пронзая насквозь. Его глаза притягивали, подчиняли, лишая способности двигаться, говорить, даже дышать…
– Я слышал слова, но не верил им. Выходит, это действительно так: спасенные решили поднять руку на своих спасителей? – спустя несколько мгновений напряженного молчания проговорил он.
– Они не спасли нас…!
– Разве? Что бы стало с тобой, если бы тогда караванщики не купили тебя у умирающего города?
– Я спал бы вечным сном. Но был бы свободен!
– Выходит, это был не твой выбор?
– Смерть страшна. Лишь со временем понимаешь, что жизнь порой страшнее смерти.
Господин, неужели Ты, бог справедливости…
– Я не бог.
– Ты не хочешь им быть… – он сжал губы, лихорадочно ища, что еще сказать, как переубедить…-Однако, кем бы Ты ни считал себя, Ты честен по своей сущности.
Скажи же мне, знакомо ли Тебе рабство? Ответь, вот это, – он вытянул вперед руки, на запястьях которых поблескивали холодным металлическим светом рабские браслеты, – установили боги?
– Нет.
С губ лекаря сорвался облегченный вздох, глаза засияли надеждой. Он испытал такую легкость, словно снял с плеч камень, который носил долгие годы.
Шамаш глядел на него, чуть наклонив голову.
– Твоя жизнь… жизнь тебе подобных, – вновь заговорил он, – возможно, она кажется вам черной, но поверь мне, это не так. Боги знают, что делают и никогда не посылают испытания, которого невозможно преодолеть, ничего не отнимают, не давая взамен иное…