– Двадцать лет прошло, – пожал плечами Виланс. – Ничего удивительного.
– Нечего зря языком молоть, дела ждать не будут, – засуетилась вокруг них Патия. – Давай, Гавин, дай ему задание и пойдём уже, столько дел надо успеть сделать.
Виланс усмехнулся, покачал головой, но спорить не стал. Он поднялся и с Гавином зашёл в дом.
– Принёс? – спросил Виланс, едва за ними закрылась дверь.
– Ты всё никак не успокоишься? – вздохнул Гавин.
– Мы оба знаем, что читать я и сам научусь. Но я хочу научиться писать. Неужели нельзя просто оставить мне побольше чернил?
– Сам знаешь, что нет. – Гавин прошёл к столу и достал из сумки одну баночку с чернилами. – Отец не позволит. Он и так каждый раз меня расспрашивает, не сболтнул ли я лишнего.
– А ты мог бы и разболтать. – Виланс схватил пузырёк обеими руками, словно боясь, что его отберут.
– Даже не начинай, – нахмурился Гавин.
– Ладно, ладно. Поможешь с книгой?
Гавин отошёл к кровати, вытащил из-под неё толстый том и положил на стол. Затем открыл на первой странице.
– Ты так ничего и не написал? – спросил он, глядя на белоснежный лист.
Виланс прищурился, потом отвернулся.
– Нет. Я хотел, но ты же знаешь, у меня не получается писать без клякс.
– Поставишь парочку, что с того?
Виланс содрогнулся и поспешно замотал головой.
– Нет, не могу. Дай мне ещё немного времени.
– Времени. – Гавин окинул его взглядом. – Уж прости, друг, но не похоже, что у тебя много времени.
Виланс невольно опустил взгляд на руки. Тонкие пальцы с покрывала сухая кожа, сквозь которую проглядывали вены и проступали сухожилия.
– У меня достаточно времени, – с неожиданной злостью сказал он. – Хватит меня хоронить прежде времени. И так Патия…
Он оборвал себя, услышав шаги снаружи.
– Ну, всё, разобрались? – спросила Патия, заглянув в дом. На лице светилась непривычная улыбка. – Пошли, Гавин.
– Да, уже иду, – откликнулся тот.
Дверь закрылась.
– Тебя никто не хоронит. – Гавин положил сумку на стул и подошёл к Вилансу. – Но ты сам подумай. Сколько, по-твоему, тебе осталось?
Вилансу пришлось откинуть голову назад, чтобы заглянуть в карие глаза Гавину.
– А ты как думаешь, сколько? – спросил он.
Гавин пожал плечами.
– Не знаю. На вид ты старше отца, а ему уже за две сотни перевалило. И отец постоянно работает, не сидит ни дня без дела.
Виланс невольно усмехнулся.
– Вы с Патией не сговорились случаем?
По лицу Гавина пробежала тень.
– В каком смысле?
– Она мне каждый день говорит, мол, не сиди без дела, займись чем-нибудь. А как пытаюсь что-то сделать по хозяйству, тут же гонит прочь, припоминая разлитое молоко. И чем мне заняться, спрашивается?
– Нет, она тут не при чём. Просто… – Гавин махнул рукой. – Ладно, поступай как знаешь.
Он вышел, а Виланс продолжал стоять, разглядывая пузырёк с чернилами и пальцы, что сжимали его.
Недолго осталось, значит?
Он старательно гнал от себя подобные мысли. Разум отказывался признавать, что сто лет его жизни испарились, или точнее – превратились в книгу. Он всё ещё считал себя молодым, полным сил и половиной жизни впереди. И не важно, что каждое утро твердило обратное.
Виланс опустился на стул, поставил чернильницу на стол и взгляд упал на пустую страницу книги. Буквы тут же всплыли на её поверхности, а голова отозвалась лёгкой болью. Вспомнить, как читать, оказалось не сложно, когда под рукой есть такая книга, и он целый день просиживал над ней, иной раз забывая о еде. Благо, боль уже стала привычной спутницей. Не голова, так колени разболятся или спина.
Виланс пошарил взглядом по столу, но новых страниц нигде не было. Он подумал было залезть в сумку Гавина, но быстро отбросил эту мысль. Вот ещё, в чужих вещах копаться. Выглянул в окно, но во дворе никого не было слышно. Наверное, ушли в поле. Ну и ладно, не стоит их отвлекать. Они делом заняты, в отличие от него.
Виланс сходил к кровати и забрал с полки несколько исписанных страниц с прошлых уроков. Ничего страшного не случится, если он поучится на них. Всё равно все написанные слова он уже выучил.
Виланс взялся за перо, аккуратно макнул кончик в чернильницу, внимательно наблюдая за дрожащей рукой, и начал выводить своё имя. Каждый раз, когда перо погружалось в чернильницу, он внимательно следил, чтобы не опустить слишком глубоко.
Затем он дал немного времени чернилам подсохнуть, взял в руки бумагу и вытянул перед собой. Потом приблизил почти к самому носу, въедливо изучая каждую закорючку.
Нет, определённо получилось лучше. Ни одной кляксы.
Виланс выбрал другой пустой участок на листе и написал имя Патии. В самом конце, когда он уже начал радоваться, клякса уселась на кончике буквы “Я”. Поразмыслив, Виланс назначил её точкой.