Ты должен если не любить, то хотя бы быть признателен ему, как признателен сирота своим приемным родителям".
"Я вижу будущее заснеженной земли: она обречена и знает это, цепляясь за продолжение жизни лишь ради своих детей".
"Ты мог все бы изменить. Это тебе дано".
"Как я могу спасти всех, если не в силах помочь одной?! – в отчаянии воскликнул колдун. – Неужели вы не понимаете! Я не остановлюсь, даже если дальше придется идти по бездорожью! Не назло вам или всему сущему, а просто потому, что не могу иначе! Покарайте меня, если считаете виновным, но позвольте сперва пройти эту
часть пути!"
"Разве я страж твоей дороге? У тебя нет судьбы. Делай, что хочешь".
"Нет судьбы…" – горькая улыбка скользнула по его губам.
"Да. Хочешь узнать, почему?" "Нет, – качнул головой колдун, – сейчас это не важно…" "И все же? " " У меня нет судьбы, потому что я не принял ее".
"Ты от нее отказался".
"Дорога, которую вы выбрали для меня – не та, которую я хотел бы пройти".
"Или она, или ничего. Выбирай".
"Разве это выбор? " "Он не хуже, чем любой другой… Судьба… Она связывает по рукам и ногам. Но и только она позволяет действовать…!" "А моя судьба в том, чтобы быть богом солнца этого замерзшего мира?!" "Да. Смирись с этим. И тогда ты сможешь все".
"И вы укажете мне, как спасти малышку?" – ради нее он был готов пожертвовать всем, чем угодно, даже жизнью, не то что свободой.
"Она в прошлом. Ее уже нет… Шамаш, пойми: та судьба, ради которой я привел тебя в мир снежной пустыни, не рабство и не обман. Это… Вынужденная необходимость".
Колдун только чуть качнул головой.
"Если вы не можете спасти ее, я сам отыщу способ! " "И куда ты пойдешь? " "За грань мироздания".
"Даже если это будет последний сделанный тобой шаг? " "Да!" "Ради чего? Подумай, ты готов пожертвовать всем: возможностью спасти целый мир, жизнью и смертью, всей дорогой, абсолютно всем ради лишь одного мига, о котором ты никогда не вспомнишь, ибо некому будет вспоминать? Зачем тебе это? Когда ты спасал свой народ, я понимал, зачем ты делал это. Но сейчас…" "Все судьбы мира не стоят одной детской слезы".
"Возможно, ты и прав, – голос стал задумчив, – а, может быть, ошибаешься… Иди, странник. Надеюсь, ты достигнешь своей цели, придя в мир, где не бывал даже я…
Или где я бродил так давно, что уж позабыл об этом… Ищи. Даже если ты не найдешь того, что ищешь, будешь вознагражден знанием. Пусть познания – дорога, не терпящая остановок. Не сделаешь следующий шаг – и окажешься отброшенным далеко назад… Но кто знает, что произойдет, если этот шаг будет совершен… В любом случае, ты примешь ту судьбу, ради которой пришел в этот мир. Сейчас или потом, по доброй воле или вынужденно. Это случится. Потому что иначе быть не может…Что же до ответа на твой вопрос…" "Я не задавал его! " "Но он был задан… Так или иначе… Даже если ты не в силах его понять, он будет дан тебе, хотя бы для того, чтобы ты смог вернуться в мир снежной пустыни, который, с момента твоего прихода в него и навеки – твой мир, – и голос замолк, затерявшись среди края, не знавшего границ, за исключением одной, той, что отделяло мироздание от окружавшей его пустоты. А затем, вдруг, неожиданно, словно ударом ножа, рассекавшего плоть, он зазвучал вновь, с такой силой и властностью, что были готовы подчинить себе даже самого свободолюбивого и строптивого духа: – Обернись!" Колдун подчинился. И увидел грань, которая, остававшаяся до сего мгновения невидимой, теперь казалась четкой, как кровавая рана на теле. Она отталкивала от себя, пугая, вызывая омерзение, и, в то же время, манила, не позволяла отвести взгляда, заставляя заворожено смотреть на себя, гадая, что там, за краем всего сущего, или, может быть, чего там нет?
И Шамаш переступил черту мироздания, ожидая увидеть за ней пустоту – немую, слепую, безликую, подобную бездне Потерянных душ. Но то, что пред ним предстало, было не завершением, а началом, бесконечным источником, излучающим великие силы и возможности, землей, которая ждала, когда ее возьмут, поместят в глиняный горшок и бросят семя, из которого родится новая жизнь.
Эта стихия, окружившая его своими прозрачными крыльями – тенями грядущего, которым она живет, манила к себе, обещая все, что только может пожелать забредший в ее пределы гость. Она просила, умоляла, убеждала…
Шамаш уже готов был сделать следующий шаг ей навстречу… Но в последний миг остановился… Он стал понимать…
Начало прекрасно. Оно велико и светло. Но, в то же самое мгновение, оно – конец.
И наоборот. Потерянные души хотели создать новое и потому разрушали прежнее, становясь пустотой и мечтая обратить все в пустоту. Но даже этот конец был только началом, испытанием, за которым два пути: для оступившегося – обращение в Ничто и вечное ожидание нового рождения, для прошедшего – прикосновение к Нечто, приобщение к силе творения. И то, и другое предполагает отречение и готовность отдать свою жизнь. Грань между ними не в мыслях, не в устремлениях, не в целях, даже не в силах. Это казалось несправедливым, но все дело было лишь в маленькой крошечной искре, которая на яростном ветру или гасла, или разгоралась с новой силой, подчиняясь при этом ведомой лишь ей одной причине.
Ему многое стало ясно. И тут до него донеслись голоса.
"Помоги! – неслось к нему из пустоты. – Дай нам новый лик!" "Нет! – откуда-то из глубин памяти шел полный боли и страха перед столь близкой потерей и вечным расставанием вскрик. – Не уходи! Не покидай! Ты нужен нам! Ты нужен мне!" Ему показалось, что с ним одновременно заговорили множество близких, дорогих существ, сливаясь в единый столикий образ, в котором были и драконьи черты, и волчьи, и людские, и чьи-то еще, незнакомые, неразличимые за мутной дымкой.