– Мне нужно взглянуть на нее, – брови Шамаша были сведены, глаза настороженно сощурены.
– Тогда…- на мгновение, раздумывая, Лис прикусил губу. Он лихорадочно искал выход. И наконец его осенило! Глаза заблестели: – Я принесу священную волчицу сюда, в Твою повозку. Ты сможешь ей помочь, если она нуждается в помощи, но при этом Тебе не придется никуда идти, тревожа раны. Хорошо? – он был уверен, что нашел выход, который улаживал бы все. Оставалось лишь получить разрешение небожителя на то, чтобы осуществить задуманное.
– Ее будет тяжело поднять… – вместо того, чтобы схватиться за предложение мужа обеими руками, поддерживая целиком и полностью, Лину почему-то стали мучить сомнения.
– Ничего, – воин скользнул по ней осуждающим взглядом. – Пусть я уже не так молод, как полтора десятка лет назад, но с прожитыми годами в моих руках не убавилось силы,-его голос звучал ровно и твердо, в обращенных же на жену глазах был укор:"Что случилось? С чего это вдруг ты стала во мне сомневаться?" Та не знала, что ответить, и лишь продолжала виновато смотреть на супруга.
Меньше всего на свете ей хотелось обидеть Лиса. Но… Она не могла ничего с собой поделать – женщина просто была уверена, что Лису не справиться с той ношей, которую он решился взвалить на свои плечи.
– Шуллат не подпустит тебя, – обдумав слова торговца, качнул головой Шамаш.
– Значит, я пойду с ним, – Атен безоговорочно встал на сторону помощника. – Она знает мой запах. Она привыкла ко мне и даже порой слушается. Во всяком случае, слушает меня. Я объясню ей, что все, чего мы хотим, это помочь.
– С ней сейчас Мати, – Лис качнул головой. Может быть, в чем-то хозяин каравана был прав, но в другом… Нет, он должен был идти один.
– И что же?
– Волчица не станет слушать тебя, когда рядом ее подруга.
– Почему?
– Потому что этого не захочет Мати.
– Ты забываешь – Мати моя дочь!
– Это ты забываешь, что Мати до сих пор дуется на тебя!
Лина какое-то время смотрела то на одного мужчину, то на другого, а затем тихо промолвила:
– Атен, он прав…
Но тот и сам уже это понимал. И недовольно хмурился.
Шамаш чуть наклонил голову:
– Видимо, ты не все мне рассказал, торговец, – проговорил он.
– Это… Это подождет, – Атен сжался под внимательным взглядом бога солнца. Ему не хотелось говорить о дочери. В конце концов, то наваждение, что нашло на нее, было не опасным.
"Девочка просто замкнулась в крохотном мирке своей повозки – только и всего, – думал он. – Все, что ей нужно – это немного прийти в себя".
– Что ж, – ничем не выражая ни своего недовольства, ни хотя бы несогласия, промолвил Шамаш,-раз ты так считаешь…
– Я могу пойти… – стоило богу солнца умолкнуть, осторожно промолвила Лина. – Девочка всегда была расположена ко мне, она…
– А Шуллат поднять ты сможешь?
– Ну…
– Не надо, Лина, – ее муж болезненно поморщился,-оставим этот разговор. Я пойду один. Попытаюсь убедить волчицу… Если же мои доводы на нее не подействуют… – он повернулся к богу солнца. – Я скажу, что такова Твоя воля. Она не ослушается своего хозяина.
Шамаш хотел возразить, однако, взглянув на караванщика, глаза которого умоляли дать ему хотя бы один шанс, кивнул.
– Торговец, – окликнул он ближайшего караванщика, как обычно избегая обращаться к своим спутникам по имени, хотя,разумеется, знал их все, – попроси дозорных, чтобы остановили караван.
– Конечно, – тот, сорвавшись с места, бросился исполнять волю небожителя.
Что же до Лиса, он, не медля ни одного мгновения, побежал к повозке Атена.
Но стоило ему приподнять полог, как по слуху резанул, словно нож, резкий вскрик:
– Уходи!
А мгновение спустя до него донеслось недовольное ворчание волчицы.
В повозке, лишенной хотя бы одного отблеска света, стоял густой мрак. После яркого дневного света, усиленного отражением в зеркале снегов, он казался непроглядным. И Лис с трудом разглядел забившуюся в самый дальний и темный угол волчицу.
Шуллат лежала на куче одеял, соорудив из них что-то вроде гнезда.
– Священный зверь… – почтительно наклонив голову, осторожно начал караванщик.
– Нет! – остановил его нервный голос Мати. – Не слушай его, Шуш!
– Но почему? Я только хочу помочь!
– У нее есть я! И больше ей никто не нужен! Уходи! – зажав уши ладонями, закрыв глаза, прервала его девушка. – Шуллат, прогони его!
Ворчание волчицы сменилось насадным рыком, зубы оскалились в последнем предупреждении, словно говоря: "Еще один шаг, еще один миг, и ты пожалеешь, что пришел сюда, потревожив мой покой и покой моей подруги!" -Священный зверь! – но, что бы там ни было, Лис не собирался сдаваться. Его глаза полнились беспокойством, даже страхом. Но не за себя.
Волчица выглядела не лучшим образом. Ее шерсть свалялась, потеряв блеск и приобретя какой-то сладковатый запах, да и рана на ее лапе так до сих пор и не зажила.
А Мати, словно не замечая ничего этого, продолжала упрямо настраивать свою золотую подругу против тех, кто хотел ей помочь.
– Священный зверь, – не спуская пристального взгляда с волчицы, он начал вновь приближаться к ней, – я здесь чтобы помочь тебе, – его голос звучал ровно и мягко, нашептывая, успокаивая. – Все, что я хочу, это перенести тебя в повозку господина Шамаша.
Услышав имя своего хозяина, волчица, умолкнув, наклонила голову, взглянула на караванщика с вопросом, который Лис, простой смертный, не мог услышать, но, как ему казалось, понял. И продолжал:
– Бог солнца очнулся, Он…
– Уходи! – вновь закричала Мати, заглушив его голос, возвращая внимание снежной охотницы к себе.
"Но хозяин… – в ее глазах было сомнение. – Мне действительно нехорошо. А он…" "Он сказал, что я помогу тебе! Я тебя вылечу! Он признал за мной это право!
Прогони Лиса! Пусть он уйдет! Скорее!" – она боялась: один миг, и у нее отнимут то последнее, что еще оставалось на этом свете – подругу.
Волчица же восприняла ее страх по-своему. Шуллат показалось,что ее подруга испугалась самого караванщика. Словно он пришел наказать ее. И поверила страхам Мати больше, чем своему чутью.
Лис был совсем рядом с волчицей, когда та, дико завыв, бросилась на него, словно разъяренный демон. Караванщик и сам не заметил, как вылетел из повозки, кубарем скатившись в снег.
– Вот те раз… – остановившись в нескольких шагах от нее, он стащил с руки то, что осталось от рукавицы, задрал порванный в клочья рукав полушубка и несколько мгновений растерянно смотрел на прокусанную, как казалось насквозь руку, которая опухала на глазах. Он не ожидал, не верил, что волчица действительно набросится на него, считал, что она лишь пугала. Ведь больше трех лет священные волки шли в караване и за это время не тронули ни одного из тех с кем делили тропу. И вот вдруг, ни с того ни с сего…
За его спиной охнула Лина.
– Лис… – она подошла к мужу коснулась плеча, стремясь забрать себе часть его боли.
– Сейчас, приду немного в себя, и попробую еще раз, – если караванщик и чувствовал что-то, то не боль, а досаду. И уж конечно в его голове не было и мысли о том, чтобы отступать.
– Она не позволит тебе.
– Посмотрим, – процедил Лис сквозь стиснутые зубы. Нет, он не мог не выполнить поручение повелителя небес, особенно то, на которое сам напросился.
– Что же, – к ним подошел Лигрен, до этого мгновения внимательно наблюдавший за всем со стороны. – Хорошо. Лезь к ней в пасть, если хочешь. Но оставь здесь нож.
А то в пылу схватки рука сама потянется к нему.
– Что ты имеешь в виду? – караванщик настороженно глянул на лекаря.
– Если ты жаждешь смерти от клыка священного зверя, стремишься принести себя в жертву волчице – это твое дело, твое право, – не обращая внимание на то, как, вскрикнув в ужасе, Лина закрыла ладонями лицо, он продолжал, заставляя свой голос звучать как можно суровее и безразличнее. – Но не забывай: никто из смертных не должен, не может причинить ей вред!