– А ты вообще молчи!- богиня выскользнула из тени… Вернее сказать – от тени отделилась ее часть.
В отличие от других небожителей, которых доводилось встречать караванщикам, повелительница снежной пустыни не имела людских черт. Под бесформенным серым плащом сверкал лишь постоянно изменявшийся во власти ветряной стихии свет. Даже луна, являвшаяся в ночном небе, хранила в себе больше образности…
– Ты и представить себе не можешь, как я зла на тебя!
– Прости меня, я… – Мати сжалась в комок. В ее душе все пришло в смятение, сердце билось так быстро, что, казалось, еще чуть-чуть, и порвав нити, удерживавшие его в груды, вырвется наружу. Перед глазами плясали в бешеном танце огненные снежинки, душа трепетала, словно единственный лист на последнем дереве в порывах бешеного ветра, на крыльях которого неслась метель.
– Ты должна была последовать за своей судьбой!
– Да, я понимаю, и… – пролепетала Мати.
Но богиня не слушала ее, продолжая:
– Зачем еще она тебе открывалась заранее? Чтобы ты все знала и не боялась ее! Ты была просто обязана! Тогда бы… Тогда… Все сложилось бы просто замечательно!
А ты вместо этого сделала все совсем не так!… Оглянись вокруг! Посмотри, что ты натворила!
– Я не хотела…
– Ну да! Конечно! "Не хотела"! Я знаю – ты не хотела этого. Если бы я сомневалась – говорила б с тобой совсем иначе. Ты не хотела, но Шамаш лежит весь израненный у самой грани бреда…
– Он выздоровеет… – девушка сжалась еще сильнее.
Впервые за последние дни она вспомнила о нем, именно о нем, а не о каком-то безразлично далеком повелителе небес, подумала… Великие боги, как могла она ничего не видеть, не слышать, не понимать? Как могла она быть с ним такой жестокой, несправедливой? Ведь это же Шамаш, ее друг, ее маг, бог! Тот, который столько раз спасал ее, всякий раз вставая между ней и опасностью… И как она его отблагодарила?
А что если он…
В глазах девушки отразился страх, вернее даже – ужас. Она… это было то, чего она боялась больше всего, куда больше черных пещер повелительницы смерти – если из-за нее Шамаш покинет землю людей…
– Конечно, выздоровеет! – проговорила богиня с той поспешностью, которая показывала, что она сама гонит от себя всякую мысль б этом, несмотря на то, что, казалось бы, она должна была стремиться к тому, чтобы супруг поскорее покинул землю и вернулся к ней на небеса… Однако небожительница продолжала, раня не только душу собеседницы, но и свою собственную. И неизвестно, кто из них в этот миг страдал сильнее. – Но сейчас он изранен когтями своего друга-дракона, который после случившегося ненавидит меня больше злейшего врага! Потому что думает, что я удерживала его, словно собаку на цепи, обманывала, специально настраивала против хозяина… А я столько положила сил и стараний, чтобы завоевать дружбу крылатого странника! И Шамаш… Получилось, что я… Что дракон из-за меня напал на него… Он же меня никогда не простит! – совсем по-человечески, словно обычная смертная женщина воскликнула повелительница снегов. Если бы у нее были человеческие черты, из глаз бы потекли слезы, губ бы дрогнули, поджались от боли и обиды.
Атен тяжело вздохнул, качнул головой. Ему вдруг захотелось успокоить госпожу Айю, утешить… Он понимал, что значил для Нее бог солнца, как страстно богиня снегов любила Его и хотела вернуть…
И он осмелился заговорить вновь, не думая, забыв о том, что его слова могут Ее разозлить:
– Шамаш великодушен. Он…
– Неужели ты, его спутник, так плохо его знаешь! – прервала его богиня снегов, однако не в ярости, скорее, как показалось караванщику – отчаянии. – Для него, подчинившего себе пространство и время, продолжает существовать лишь одна бездна, одна-единственная пропасть, но зато – столь бесконечно-огромная, что невозможно и помыслить о том, чтобы ее преодолеть – пропасть между своими и чужими. Своим он прощает все, чужие же ему абсолютно безразличны, а, значит, и не нуждаются прощения!
– Но, госпожа, Ты ведь не чужая…
Резкий взгляд невидимых глаз заставил его умолкнуть, прикусив язык.
– Прости меня, Матушка метелица! – прошептала Мати. Из ее глаз текли слезы. Но эти слезы были не отражением произнесенных слов, когда она, задумавшись о чем-то своем, так глубоко погрузилась в свои мысли, что не слышала слов небожительниц…
Или, может быть, не хотела ничего слышать, когда для нее важнее были не чьи-то слова, пусть даже с ней говорила сама богиня снегов, а ее собственные мысли, чувства, страхи.
Девушка сжалась в комочек, втянула голову в плечи, зажмурила глаза, превратившись в щенка, которого, лишь появившегося на свет, уже ждет неминуемая смерть.
– Ну, чего ты так испугалась, чего? Дракона? Так ведь он – друг Шамаша! И ты всегда знала, что он никогда не причинит тебе зла! Более того, он – то существо, которого ты так часто видела во сне, на котором не раз летала над миром снежной пустыни… К которому ты должна была бы уже привыкнуть, так же, как золотым волкам! Что случилось? Что на тебя нашло?
– Дракон убил бы меня…
– С чего ты взяла!
– Я видела! Во сне…
Богиня хотела что-то ответить на это, но остановилась, обдумывая услышанное, начиная подозревать…
– Сон… – пробормотала она. – Так ты искала истину предсказания во сне…Сон!…
Об этом я не подумала… Неужели братец постарался? Ладно, с ним я разберусь потом… Сейчас речь о другом…
"Обо мне!" – как-то сразу решила Мати.
– Накажи меня, Матушка-метелица!Накажи, только… – она хотела сказать… попросить: "Только оставь Шуллат", но не осмелилась боясь снова услышать "нет"…
– Да что там… – говоря так, словно не слышала мыслей смертной, лишь ее слова, богиня откинулась назад, в тень, вновь становясь невидимкой. Ее голос наполнился грустью и тоской, которые вытеснили из него последние отзвуки ярости. – Ты сама наказала себя. Я хотела, чтобы… – начала было она, но, не договорила, бросив лишь: – Что теперь говорить об этом!
"Да, о чем теперь говорить! Что говорить теперь, когда я все уже испортила…"- и Мати молчала, не в силах ничего сказать.
Из глаз девушки катились огромные горючие капли слез, которые, словно замерзая за гранью век, резали острыми ледяными краями душу. У нее было такое чувство, что рвутся нити, связывавшие воедино ее сущность, что она перестает быть самой собой, теряя часть себя…
А тут еще повелительница снегов, на мгновение вновь выскользнув из тени, потянулась к одеялу, укрывавшему тело волчицы, намереваясь забрать его. Девушка рванулась вперед, словно стремясь остановить Ее, помешать сделать это, но остановилась, натолкнувшись на прозрачную стену льда.
Боль все усиливалась и усиливалась. Еще немного – и Мати захлебнулась бы в ней, умерла, не в силах вздохнуть, шевельнуться, взглянуть на окружающий мир, в котором ей вдруг не стало больше места.
– Айя… – начала богиня врачевания, но умолкла, не зная, что сказать.
– Зачем это все? Я и так немало всего натерпелась, напереживалась за последние дни… И вообще…
– Я могу воскресить волчицу…
– Нет.
– Но…
– Здесь некого воскрешать.
– Ты говоришь так, словно Шуллат уже нет! – не в силах больше держать в себе всю боль и обиду вскрикнула Мати.
– И да, и нет, – у девушки было такое чувство, что, произнося эти слова, богиня не спускала с нее пристального взгляда своих огненных глаз, прожигавшего насквозь, до самого сердца души. – То, что было, того уже нет. Но есть другое.
Мати не могла ее слушать. Она зарыдала:
– Это неправда! Вот же она! – девушка хотела броситься вперед, коснуться тела волчицы, от которого, она чувствовала, еще веяло теплом. Но стена холода вновь остановила ее, не позволяя сдвинуться с места ни на шаг. – Не дай ей уйти! – плача, взмолилась она. – Молю!
– Она уже ушла. И вернулась.
– Я не понимаю тебя!
– Девочка…
– Не надо объяснять! Лишь сделай, как я прошу! Пожалуйста!
– Мати, Мати, – Айя вздохнула, – ты вновь повторяешь ту же ошибку…