— Разумеется, все знают о вашей феноменальной памяти, - чуть спокойнее, как бы рассуждая сам с собой, заметил он заметно тише и спокойне.
— Но ведь когда рассказываю я, то нужно не просто слушать, но и смотреть, - снова постучал по деревянному, блестящему новым лаком, круглому брусу, на котором держалась большая карта Урала и Сибири.
— Вот что я сейчас показывал? – преподаватель протянул указку в направлении класса, тыльной стороной, как бы предлагая взять её. Разумеется, все поняли, к кому конкретно относится сей призыв.
Я молча встал и вышел к доске. Старательно обводя рельеф самого правого, верхнего края, спокойно повторил,
— «…Богданович, закончив работы на западном побережье Охотского моря, на «Забияке» перешел к Камчатке, в устье р. Тигиль, для изучения Срединного хребта. Он поднялся к истокам реки и на горе Алней впервые обнаружил ледники висячего типа. Пройдя около 250 км гребнем хребта на юго-запад до истоков р. Облуковины, Богданович открыл потухший вулкан Хангар (2000 м) и дважды перевалил Срединный хребет на севере (близ 57°30' с. ш.). Спустившись на плоту по р. Камчатке до устья, он закончил работы к августу 1898 г. По материалам экспедиции Богданович и Лелякин в 1901 г. составили карту побережья Охотского моря от устья Амура до Охотска».
Аркадий Петрович театральным жестом развёл руки.
— Феноменальная память, - искренне восторженным голосом произнёс пятидесятилетний учёный географ, приехавший из самой столицы. Несмотря на потерю способности читать мысли, активно собирал информацию о всех людях и событиях в училище. Только вчера, меня просветил новый друг по общежитию, о наших преподавателях.
— С такой зрительной памятью, вам необходимо записаться в наш кружок геммологи. Основная проблема учащихся, запомнить огромное количество камней и соотнести их с теми минералами, что сопутствуют им.
— Вы согласны, молодой человек? – напористо насупил на меня лохматые брови, типичный петербургский интеллигент с аккуратной бородкой клинышком. Ничего не оставалось, как послушно кивнуть в ответ.
— Кстати, у вас очень хорошо поставленная речь, - задумчиво, подметил приезжий из столицы.
— Вы непременно обязаны заниматься наукой! – чуть не выкрикнул он в возбуждении.
Пришлось тупо кивнуть и в этот раз.
Возвращаясь на место, рядом с радостным Николаем, думал уже о новых проблемах, нарисовавшихся только что.
Если заниматься наукой в ближайшие три – четыре года, как планировал, то нарушу планы Сталина насчёт меня. Ведь намеренно выбрал это училище, чтобы первая моя профессия стала творческой, глобальной и динамичной. Геология, самая подходящая наука для обоснования дальних поездок и долгих отлучек. Сейчас, мои планы поколеблены.
В который раз сожалею, что перестал читать мысли относительно меня. Из воскресной встречи со Сталиным, чётко уловил только в его искренний интерес. Всего лишь. Но вот какое дело он собрался мне поручить, угадать я не в состоянии. Если подумать логически, то он может меня использовать только для одного, - для отправки секретных посланий на моём замечательном аэроплане. Что уже проделал Ленин, передав со мною весточку их Цюриха, «сибирякам» поневоле. Но стоит только сознаться, что самолёт мне больше не принадлежит, и меня оставят в покое. Ну не может существовать никаких других причин, задействовать меня, десятилетнего мальчишку, на подпольной работе в настоящее время.
На первой же перемене, вновь обступили однокурсники. Все наперебой советовали различные дополнительные кружки и курсы. Староста Терентий Лукьянов, имя которого подсказал мой сосед по парте, авторитетно заявил, что мне нужно много денег, чтобы посещать больше кружков.
— Ты же начал учиться только со второго полугодия. Значит должен стараться успеть больше всех нас.
— Думаешь, тебя только за твою башку, шибко разумную, приняли? – он едва не попал мне ладошкой по затылку. Аж волосы на голове взвихрились, когда едва успел увернуться от просвистевшей товарищеской ладони. Никто не заметил, что удар по мне не попал. Я, нарочито обиженно, потирал затылок. Видел, как мой сосед по комнате укоризненно посмотрел на Терёху. Тот, даже не подумал смущаться. Мой обидчик, самый взрослый, уже восемнадцатилетний орясина, потому и поставлен старшим на нашем курсе.
Вместо, ожидаемой всеми детской обиды, я низко поклонился парню,
— Спасибо за добрую науку, - проговорил почти искренне,
— Испрошу моего благодетеля, - указал пальцем наверх,
— Чтобы деньжат подкинул на обучение, - снова поклонился, но уже не так глубоко и подобострастно. В моей будущей официальной автобиографии обязательно упомяну, что притеснялся богатеями в училище, ввиду моего низкого социального происхождения.