– Почему?
– Ты сам не хуже меня, знаешь, почему! Чтобы мы защищали его от всех опасностей лучше, чем детей! Чтобы мы освободили его от всех остальных обязанностей, позволив отдать все силы, все помыслы благому делу составления заговоров. Ведь Творцов заклинаний мало, очень мало! В легендах говорится, что за всю историю города в нем рождается только один человек, наделенный этим даром. И при этом одновременно на земле живет лишь один… Ты же знаешь, что говорят? Они – не просто избранные богов, но Их дети. Поскольку только тем, кто наделен частицей божественной сущности, дано знать Их язык!
И хозяин каравана смотрел на брата, не понимая, что с ним? Почему он, понимая все, не радуется? Почему он мрачен? Может быть… В караване ведь нет приемных детей.
– Евсей, если тебя заботит то, как отнесется муж матери этого ребенка, – а Атен был убежден, что речь идет о ребенке, во всяком случае – не прошедшем испытании, в ходе которого все тайны, неизвестные никому, раскрывались, – то не бойся. Он поймет.
– Атен… – попытался что-то сказать ему помощник, но тот не слушал брата, продолжая:
– Так же, как и все. Ведь речь идет о небожителе… – его глаза горели восторгом и восхищением. Караванщик и мечтать не мог о подобном! Все сокровища мира соединились в ее караване: наделенный даром, летописец и вот теперь Творец заклинаний!
– Атен, это Мати.
– Что – Мати? – он никак не мог взят в толк, при чем тут его малышка.
– Мне нужен был кто-то, кто рассказал бы о случившемся со мной. Я попросил госпожу Гештинанну найти достойного. Я думал, Она благословит меня, но… Но богиня прислала мне девочку…
– Этого не может быть!
– Атен, говорю тебе, вот это, – он взял у него свиток, тряхнул им перед носом у брата, – написала Мати.
– Но она другая! Она не посвященная богов и уж тем более не Их ребенок! Она моя!
Я знаю это! Знаю точно и никогда ни на мгновение не усомнюсь в том, что так оно и есть!
– Я и не сказал ничего такого. Это ты. Ты начал разговор о детях богов…
Евсей был искренен, веря в свои слова. В Хранителях вон тоже видят полубогов, но при этом они – всего лишь дети земли. Да и Мати… Вот уж кто точно не был божественным ребенком. Такая озорная и в то же время ранимая, беспокойная и неуверенная в себе… Он скорее был готов усомниться в том, что заговор-легенду сложила именно она, а не кто-то другой, пришедший вслед за ней в повозку и почему-то решивший остаться не узнанным. Тот же наделенный дароми. Вот уж кто мог быть полубогом. Хранитель в снегах пустыни, маг, которому госпожа Айя подарила своих священных зверей…
– Может быть… – начал летописец, спеша высказать свои подозрения, но хозяин каравана прервал его:
– Меня уже спрашивали об этом прежде! – он как будто не слышал последних слов брата, продолжая свою мысль. – В том драконьем городе. Помнишь, я рассказывал тебе? "Не дочь ли Мати госпожи Айи"? Нет, как тебе это нравится? Не дочь ли она…
Богини не умирают! А Власта заснула вечным сном у меня на руках! Я… я принял в себя ее последний вздох! Кому, как не мне знать, что мать девочки была смертной? – и, все же, что бы Атен ни говорил в этот миг, в глубине души он испытывал некоторые неясные сомнения.
"Госпожа Айя – повелительница вечных снов. Она могла… Решив, что Ей пора уходить, выбрать этот путь… И легенды… В легендах сказано, что, ступая на дорогу земли, небожители принимают человеческий облик, облачаясь смертной плотью так же, как мы одеждой… Может быть… Нет! – поспешил он отвергнуть столь невозможное и дерзкое предположение. – Нет! Госпожа Айя ведь супруга бога солнца!
Самого повелителя небес! И не важно, что Он болен! Даже наоборот, от этого Ее любовь к Нему даже усилилась. Ведь она следует за Ним по миру все время Его бесконечных странствий. А я… Я всего лишь маленький торговец, крошечная снежинка на Ее плаще, которую коснись божественным теплом – она и растает без следа…" – даже подобные мысли казались ему богохульными. Но почему-то…
Караванщик и сам не знал почему, он не мог остановиться, продолжая:
– Я ничего не знаю о Власте… – он и не заметил, что заговорил вслух, Евсей же сидел тише снежной мыши, боясь шевельнуться, вспугнув брата. Он чувствовал, понимал, что сейчас услышит нечто важное. – Кто она? Горожанка? Но ведь ни одна горожанка по доброй воле не покинет стен своего оазиса! Такого не было никогда! – он начал вспоминать… Через силу заставил себя вспомнить все те маленькие, казавшиеся незначительными, неважными черточки, странности, на которые прежде караванщик не обращал внимания. – Она никогда не упоминала имени своего города.
А ведь даже мы, изгнанники, постоянно по поводу и без повода поминаем его в разговорах. Она назвала дочь в честь богини снегов, а ведь Власта выросла в вере города, где госпожа Айя почитается совсем не так, как в пустыне… И Мати… Она ведь первая, рожденная вне городских стен. А… А мы тогда могли дотянуть до ближайшего города. Пусть не до его центра, но уж до границ-то точно. Оставалось несколько дней пути. И если бы нас не остановила столь внезапно налетевшая метель… Я тогда жутко испугался. Нарушать закон каравана – что бы там сейчас ни говорили, даже я сам, мне хотелось меньше всего. Ведь это могло погубить всех…
Власта убедила меня, что все будет в порядке. И действительно, когда минули те несколько дней, когда обычные караванщики прощались со снежным ребенком, метель утихла, словно благословляя наше решение… А потом, очень скоро Власта ушла от меня… Словно и приходила только затем, чтобы подарить дочь… И… И с тех пор госпожа Айя добра к нам. Она спасает наш караван… Мы выживаем, когда все остальные неминуемо погибли бы. Не случайно же Она привела к нам мага. И вообще… – да, если задуматься, то получалось, что самое невозможное очень даже возможно…
И если отбросить в сторону чувства, что при мыслях о жене затмевали разум, получалось… – Я ведь ничего не знаю о ней, о матери моей Мати… В сущности – совсем ничего. И если так… Почему бы ей действительно не быть богиней снегов?
Если… – конечно, это было бы исполнением самой заветной и невозможной его мечты. Именно такой судьбы ему хотелось бы для своей малышки. – Моя богиня…
Тобой будут восхищаться, преклоняться, ты будешь счастлива так, как не может быть счастлива ни одна смертная… – его губ тронула улыбка. – Вот было бы здорово… – а потом караванщик, словно очнувшись ото сна, тряхнул головой, прогоняя остатки былой дремы. Он боялся спугнуть чудо.
Его глаза, взгляд которых еще мгновение назад был устремлен в пустоту – ту, что была позади и ту, что скрывалась впереди, обрели способность видеть окружавшее его в миг настоящего. Он посмотрел на брата, который, сжавшись чем-то страшно напуганным зверьком, забился в угол повозки.
– Ты что это?
– Да так… – сглотнув, неуверенно проговорил Евсей. Он чувствовал себя неловко.
Так, будто случайно оказался в повозке брата в тот миг, когда тот был наедине со своей женой… "Неудобно получилось…" В то же время он не мог не думать и о другом. О том, что услышал.
"Атен вечно все переворачивает с ног на голову, всюду видит богов и демонов…
Сперва уверял всех, что Шамаш бог. Да, он маг. Может быть даже – сын кого-то из небожителей, – в такое он еще был готов поверить. – Однако – не повелитель небес, в честь которого его назвала Мати. Не повелитель небес…- он вздохнул. Ему-то как раз хотелось бы, чтобы все было иначе. Сопровождать бога солнца в Его странствиях по земле – какая судьба может быть желаннее? Иногда… очень часто Евсей думал – вот бы это оказалось правдой… Тогда его легенды были бы настоящими, а не просто сказками для детей… И он бы не только назывался летописцем, но и был им на самом деле… Все было бы таким, о чем мечталось… – И, все же, – он вновь вздохнул, – все же, хорошо, что Шамаш переубедил его, нас всех. Потому что не гоже смертному напрямую общаться с богом. Слишком немногим это по силам…" "И вот теперь Атен завел новую песнь… – надо признаться, эта идея нравилась Евсею и того меньше. – Не хватало еще, чтобы он обожествил свою дочь! Как будто у Мати и без того жизнь легка и беззаботна! Вечно ей от всех достается: то разбойники, то чужаки-караванщики, то вообще драконы…" Он уже жалел о том, что показал Атену заговор-легенду.